Один и его маски

Один и его маски
Автор: Галина Красскова (c)
Перевод: Анна Блейз (с)

Франц фон Штук, "Дикая охота", ок. 1888
Франц фон Штук, «Дикая охота», ок. 1888

Много лет я просила Одина открыться мне в одной из древнейших его ипостасей — в образе Воденаза, яростного бога бури и ветров. Моя просьба очень долго оставалась без ответа. Но вот однажды я разозлилась до белого каления на другую духовидицу, которая пыталась вмешаться, куда не следовало, — и вдруг осознала, что он, Воденаз, наконец пришел. И он отличался от Одина, которого я знала, так же разительно, как Дионис, должно быть, отличается от Фанеса или Загрея. Но это тоже был Один, хотя от знакомой мне ипостаси его, казалось, отделяла непроходимая пропасть. И только позже, когда в одном из видений мне удалось встретить Гуннлёд, я начала понимать, что все это значит.

Среди прочего Гуннлёд обмолвилась о том, «чем был Один до того, как научился носить маску цивилизованного существа… в своих целях», — и тут я подумала: «Ага, вон оно что!» До меня впервые дошло, что наши боги, наверное, тоже постепенно чему-то учатся или,  быть может, проявляются как-то поэтапно; короче говоря, что личность божества может развиваться. А потом я поняла еще кое-что.

Мы говорим, что наши боги ходят разными путями. Кто-то из нас знает Одина как шамана, кто-то — как скопца1Одно из возможных значений имени Яльк — одного из хейти Одина. — Здесь и далее примечания переводчика., или как Всеотца, или Странника, или Дарителя и так далее (у него, в конце концов, больше сотни эпитетов и имен!) Если для сравнения обратиться к мифам о Дионисе, то очень скоро станет вообще непонятно, откуда он взялся, кто его родители и каким образом разворачивалась его история. Я подозреваю, что если бы скандинавская устная традиция продержалась дольше и успела эволюционировать дальше, пока ее развитию не помешали христианство и письменная культура, мифы о скандинавских богах тоже стали бы не менее запутанными и сложными. Но даже и в известном нам виде они достаточно сложны. Допустим, происхождение Одина не вызывает вопросов; но все же перед нами — бог, который постоянно странствует, постоянно ищет себе новых возлюбленных и новые испытания (что, быть может, отчасти одно и то же) и, самое главное, постоянно скрывается под масками. По-моему, это важно. Кроме того, мы знаем, что Один владеет даром превращений и что одно из животных, в которых он превращается, — змея2В мифе о похищении меда поэзии.. Если бог оборачивается существом, способным сбрасывать старую шкуру, на это стоит обратить внимание. Стоит задаться вопросом, что же именно происходит, когда он влезает в новые шкуры или сбрасывает старые.

Зачем они вообще это делают? Для чего им это нужно и как это связано с теорией о том, что боги существовали еще до начала времен?

Вот что я думаю по этому поводу: многие из наших богов действительно существовали всегда, но вовсе не обязательно в тех самых формах, в которых нам, современным людям, удобно иметь с ними дело (или им — с нами). Я думаю, что любое божество в своем чистом виде столь же разрушительно, сколь и созидательно. Поэтому для того, чтобы получить возможность как-то влиять на то, что они создали, не превращая это сразу же в нечто совершенно иное, богам приходится вовлекаться в процесс становления. Изначально были только Разумная Воля и Бытие, Сила и Могущество —просто Те, кто не имел ни лица, ни формы, ни, быть может, имени. И были они просто потому, что были. Что же для них означает все это надевание масок, ритуальное сбрасывание старой шкуры, чудовищные испытания и собирание себя по частям снова и снова после каждого такого испытания? Для них это — этапы становления и эволюции. Им приходится вспоминать себя заново, опять и опять, — быть может, ради нас: ведь если бы они не умалялись настолько, мы попросту не смогли бы их воспринять.

Этот процесс становления и дифференциации — и есть то, что отделяет Воденаза от Оски, Оски — от Всеотца, Всеотца — от Игга и так далее. И это то, благодаря чему мы можем общаться с богами. Полагаю, именно поэтому для некоторых богов безумие — такая важная грань их сущности: ведь они вынуждены то и дело меняться, перестраиваться, восстанавливаться и удерживать весь спектр своих личностей одновременно. Быть может, в этом — одна из тех причин, по которым боги ценят человеческое служение: оно дает им точку опоры или своего рода ось, на которую можно нанизывать все эти разнообразные «я».

Не знаю, насколько мои рассуждения верны, но полагаю, что исследовать этот вопрос очень важно. Разумеется, из того, о чем я говорю, не следует, что у нас есть какая-то власть над богами — нет, ни в коей мере. Но, как мне кажется, служение богам вносит устойчивость не только в нашу, человеческую жизнь. Возможно, оно обеспечивает более здоровые формы взаимодействия между божественными силами и земным миром, — такие формы, которые идут на пользу обеим сторонам. Возможно, оно наполняет маску жизнью.

(В связи с чем возникает новый вопрос: а бывают ли маски, общие для нескольких разных богов?)

Как уже было сказано, Один научился носить маску цивилизованного существа, — но для него это только маска, которую он может надевать и снимать по своей воле. И после того, как в одном из видений мне предстало убийство Имира, я твердо знаю — знаю всем своим существом, — что никто из нас ни при каких обстоятельствах не смог бы эффективно и плодотворно взаимодействовать с тем Одином, который это совершил. И он с нами — тоже. Пропасть между теми древними Сущностями и божественными сущностями, с которыми мы имеем дело, чересчур велика. Чтобы началась эволюция, первоматерия и слепой инстинкт Великой Бездны должны были преобразоваться в материю и подчиниться времени и вирду, пройдя процессы творения и проявления, — и точно так же, по-видимому, происходит с нашими богами… по крайней мере, с теми из них, кто заинтересован в непосредственном и сознательном взаимодействии с нашим миром.

Те Творцы Мира, которые продолжают — по какой бы то ни было причине — общаться со своими творениями, — это безумные боги, несущие с собой через время тысячи осколков своей Сущности. Они разделились на части не только для того, чтобы легче было взаимодействовать с этим миром, но и для того, чтобы им самим легче было расти, развиваться и обретать новые силы. Ибо для бога-созидателя нет, как мне думается, худшей участи, нежели застой, стагнация и остановка на одном-единственном, неизменном «я». В циклах своего собственного существования боги отражают те самые процессы творения и становления, которым они дали начало в начале времен, — и так эти процессы продолжаются и поныне.

* * *

Мой коллега Эдвард Батлер заметил по поводу этих рассуждений: «Прокл в своих “Первоосновах теологии” (§131) утверждает: “Всякий бог берет начало собственной энергии от самого себя”3Пер. А. Лосева.. Вы предполагаете, что человеческое поклонение и служение дают богам “точку опоры или своего рода ось, на которую можно нанизывать все эти разнообразные ‘я’”. Если то и другое верно, то для взаимодействия с нами богам, вероятно, приходится создавать себе некое орудие, вместилище или сосуд, с которым мы способны иметь дело. И, далее, для того, чтобы производить те или иные перемены на плане Становления, это орудие должно быть изменчивым, поскольку прежде, чем изменить что бы то ни было, бог сперва должен измениться сам. Так и появляются “маски”: чтобы бог как неизменная сущность мог как-то отмежеваться от изменчивого бога.

Такие маски действительно могут быть общими для нескольких богов, как вы и предполагаете. Но это еще не все: мы как верующие вправе утверждать, что и сами мы — тоже маски богов. В индийской теории бхати есть такое понятие — бимба-пратибимба-бхава. Это взаимосвязь между отражением и его источником. Подразумевается, что в своем любовном служении божеству мы становимся (или, точнее, осознаём, что изначально были) его отражением. В западном религиозном дискурсе образ верующего как зеркала, в котором отражается бог, нередко используют в рассуждениях о том, насколько ограничены наши способности к восприятию божества, как много в этом восприятии всевозможных “искажений” и насколько оно “относительно”. Однако у этого образа есть и другая сторона, связанная с вопросом о том, чем становится божество внутри нас. Я бы сказал, что именно это и придает ценность нашему личному опыту взаимодействия с богами. И это же позволяет говорить о том, что боги “меняются”, не теряя своего статуса: орудия перемен для них — мы. И, наконец, это же связано с вашим рассуждением о таких ипостасях богов, с которыми мы не способны иметь дело ни при каких условиях: некоторые виды деятельности божества могут оказаться слишком универсальными и масштабными, чтобы я — по крайней мере, “я как человек”, — смог стать орудием для обработки этих процессов.

Вы пишете: “Те Творцы Мира, которые продолжают — по какой бы то ни было причине — общаться со своими творениями, — это безумные боги, несущие с собой через время тысячи осколков своей Сущности”. Мне эта мысль кажется очень глубокой. Каждому свойству бога соответствует, если можно так выразиться, некое порожденное им явление во вселенной, потому что все божество обладает творящей силой во всех своих аспектах. С моей точки зрения, безумие богов — так же, как их гнев и ярость — самым прямым и непосредственным образом связано с их творческим началом. Божественный гнев — это не какая-нибудь мелочная злоба. Это сила, напрямую связанная с сотворением смертных существ — существ, обреченных на смерть уже в силу своего рождения. Таким образом, само их сотворение можно понимать как акт божественного гнева. То же самое можно сказать и о скорби, и о смехе богов. В Древнем Египте верили, что люди появились на свет из слёз богов, а другие теологические системы утверждают, что боги сотворили наш мир играючи, для развлечения или от скуки. Подобным же образом безумие бога — это не просто “нервный срыв”: это сотворение чего-то нового. Так, например, платоники толковали расчленение Диониса как акт, в котором каждая душа обрела разнообразие свойств. Это одновременно и дифференциация качеств, и дробление целостного сознания как начало безумия. Иными словами, расчленение Диониса и безумие, которое он насылает, суть одно и то же. И то, и другое — воздействие его характерной энергии: в первом случае на него самого, а во втором — на окружающий мир».

Galina Krasskova (c)
Перевод: Анна Блейз (с)

Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.

  • 1
    Одно из возможных значений имени Яльк — одного из хейти Одина. — Здесь и далее примечания переводчика.
  • 2
    В мифе о похищении меда поэзии.
  • 3
    Пер. А. Лосева.