Фрейя — Великая Богиня Севера. Глава 3: Фрейя в научно-исследовательских работах, ч. 2

Автор: Бритт-Мари Несстрём (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Источник: Britt-Mari Näsström, Freyja, the Great Goddess of the North, 1995
Начало книги

Исида

Более резонно было бы предположить, что мотив утраты мужа восходит к мифу о египетских божествах Исиде и Осирисе:

Исида и Осирис составляют идеальную супружескую пару, однако их идиллию разрушает завистливый Сет. Убив Осириса, Сет помещает его тело в саркофаг и бросает в море; в конце концов, саркофаг пристает к берегу и над ним вырастает дерево, из которого делают колонну для царского дворца в городе Библ. Верная Исида долго разыскивает своего мужа и, наконец, находит его останки, но Сет вмешивается снова и расчленяет тело Осириса, чтобы уничтожить его окончательно.  Исида собирает и соединяет части тела Осириса, а затем зачинает от него сына Хора, который становится олицетворением царя в мире живых, тогда как Осирису отводится место царя в мире мертвых^[1].

Странствия Исиды в поисках Осириса и ее попытки оживить мужа при помощи магии — мифологическое отражение надежд на загробную жизнь. Страдающий Осирис, обреченный на жизнь в царстве смерти, олицетворяет, с точки зрения древнего египтянина, экзистенциальную участь каждого человека, тогда как Исида исполняет божественный замысел, пытаясь преодолеть смерть и уничтожение. В этом она одновременно и преуспевает, и терпит поражение: Осирис никогда не вернется в мир живых, но смерть не уничтожает его окончательно. В этом отношении он — прообраз любого смертного: после смерти каждый человек становится «Осирисом».

В позднеантичных мистериях Исиды судьбу Осириса представляли в ежегодном ритуале, в ходе которого части расчлененного божественного тела собирали воедино. На первый план здесь выступила тема перехода через границу, отделяющую живых от мертвых^[2].

Инанна

Итак, никаких прямых параллелей между мифом и ритуальной драмой об Исиде и Осирисе, с одной стороны, и скудными фактами о поисках Ода Фрейей, с другой, не обнаруживается — за исключением самого мотива пропажи супруга. То же самое можно сказать и о месопотамских сюжетах, в которых богини оплакивают своих мужей и возлюбленных. Самый известный миф этой группы повествует об Инанне и ее умершем возлюбленном, Думузи. Когда-то его относили к числу мифов об «умирающем и воскресающем божестве», но затем были найдены клинописные таблички с окончанием этого мифа, отличающимся от традиционной схемы. Инанна сошла в подземный мир, чтобы захватить над ним власть, но была побеждена своей старшей сестрой Эрешкигаль. Эрешкигаль, олицетворяющая смерть, лишила Инанну всех ее одежд и украшений, сковала ее неподвижностью и, наконец, превратила в труп, подвешенный на столбе. Помощник Инанны послал к ней двух демонов, которые оживили богиню, осыпав ее тело «пищей жизни» и окропив «водой жизни». Но чтобы вернуться из «Страны, откуда нет возврата», она должна была найти того, кто заменит ее в мире мертвых. Поэтому вслед за ней на землю отправились чудовищные демоны. Вернувшись домой и обнаружив, что Думузи пирует, радуясь ее исчезновению, Инанна отдала его демонам. Те набросились на Думузи, загнали его в овчарню и там замучили до смерти^[3].

Подобно египетскому мифу об Исиде и Осирисе, шумерский миф повествует об экзистенциальном статусе человека и о неизбежности смерти. Правда, шумеры представляли себе загробную жизнь мрачной и пугающей, а египетская религия обещала полноценное посмертное существование, сопоставимое с земной жизнью. Но несмотря на это различие в оценке экзистенциального статуса человека, со структурной точки зрения оба мифа изображают дилемму смертного человека одинаково: человек стремится соединить и преодолеть антиномии жизни и смерти.

Третий комплекс восточных мифов, который иногда сравнивали с мифом о поисках Ода, представляют собой различные варианты сюжета о Венере/Афродите и Адонисе. Адонис был прекрасным юношей, к которому пылали страстью две богини: богиня любви Афродита и царица подземного мира Персефона. В конце концов, Арес, любовник Афродиты, убил его из ревности. Связь Адониса с растительностью нашла отражение в ежегодном ритуале «садов Адониса»: женщины сажали пряные растения в горшочки и выставляли их на крыши домов в разгар летней жары. Растения быстро расцветали и увядали, что символизировало короткую и бурную, но бесплодную жизнь прекрасного Адониса — и, вопреки мнению некоторых авторов, не имело ничего общего с обрядами плодородия^[4].

Эти три мифологических комплекса, несмотря на все различия, в основе своей связаны с темой противостояния жизни и смерти. Но тот краткий фрагмент мифа о Фрейе и Оде, который дошел до нас в передаче Снорри, не содержит даже намеков на этот мотив. Поэтому гипотезу о возможном влиянии со стороны Восточного Средиземноморья можно смело оставить в прошлом.

Сладострастная богиня любви

Практически во всех научно-исследовательских работах, за редкими исключениями, подчеркивается аспект Фрейи как сладострастной богини любви и плодородия, не стесненной условностями и свободно предающейся наслаждениям плоти. Филиппсон даже осуждает ее за безнравственность:

Ожидать от германских богинь «высокой нравственности» в христианском смысле слова так же бессмысленно, как и от греческих, но уже и в языческие времена богини-матери пользовались «худшей» репутацией, чем прочие асиньи^[5].

Одно из вышеупомянутых редких исключений — Хильда Дэвидсон: в своем обзоре скандинавских богов она представляет Фрейю прежде всего как богиню колдовства (и эта функция четко зафиксирована в первоисточниках)^[6]. Роль Фрейи как богини, принимающей мертвых, большинство исследователей (кроме Виктора Рюдберга^[7] и Фольке Стрёма^[8]) сбрасывают со счетов как аномалию или как следствие ошибочного распространения функций Одина на Фрейю. Стрём, со своей стороны, изображает ее как Великую Богиню, объединяющую в себе множество различных функций, хотя и выводит на первый план аспект плодородия, связанный с сакральной королевской властью.

Так или иначе, очевидно, что большинство исследователей пренебрегают теми характеристиками Фрейи, которые не вписываются в образ свободной сексуальности, или, в лучшем случае, расценивают их как аномалии. Поэтому одна из задач, которые я ставлю перед собой, — проанализировать эти «аномалии» и обсудить их функции в связи с обычным образом Фрейи как богини любви. Я намереваюсь тщательно исследовать комплексную природу Фрейи и надеюсь тем самым внести свой вклад в создание более гармоничного и взвешенного представления об этой Великой Богине Севера.