Автор: Рейвен Кальдера (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Солнце всегда вызывало у меня неоднозначные чувства. С самого детства я был созданием тьмы. Когда есть такая возможность, я бодрствую почти до рассвета, а потом сплю далеко за полдень; и на протяжении многих лет это изрядно досаждало моим партнерам. Когда мы переехали из города на ферму, мне пришлось вставать раньше, чтобы делать работу по хозяйству. Встречать рассвет я так и не научился, но, тем не менее, впервые за много лет стал изо дня в день проводить утренние часы на ногах, и мне понравилось наблюдать, как солнце медленно ползет по небу над моим огородом, постепенно разгоняя тени. Именно тогда, в те первые годы сельской жизни, я осознал, что солнце — это не просто фонарь в небесах, который зажигается и гаснет в более или менее определенное время суток.
Кроме того, я понял, насколько по-разному ведет себя солнце в разные времена года. Разумеется, мне было известно, что неоязыческая церковь, к которой я принадлежал, отмечает восемь праздников годового солнечного круга. Ясное дело, я это знал, — а кто не знает? Неоязычников этому с пеленок учат. Но только теперь, погрузившись в сельскую жизнь, я начал по-настоящему понимать смысл этого солнечного круговорота. До меня дошло, что солнце нужно не только для того, чтобы загорать на пляже. От него самым прямым и непосредственным образом зависит наше пропитание.
Так, например, я узнал, что яйца стали символом Остары, праздника весеннего равноденствия, далеко не случайно. Это только в инкубаторах цыплята вылупляются с равномерной частотой круглый год, но в естественных условиях этот процесс тесно связан с солнечным циклом. Чем короче световой день, тем менее охотно несутся куры, так что к Йолю яйца становятся и вовсе редким деликатесом (какая досада! Я собирался напечь на Йоль столько всего вкусного!). Когда же дни снова начинают удлиняться, куры берутся за ум, и в период от Остары до Бельтайна яйценоскость достигает пика. Таким образом, куриное яйцо (которое в древности иногда называли «солнцем-в-скорлупке») — это самый настоящий вестник весны.
Я смотрел, как солнце пробуждает почки на деревьях и бережно разворачивает листву, и я понял, почему Бельтайн — это праздник Зеленого Человека. Я смотрел, как поспевают фрукты, я понял, почему красный сок ягоды — это кровь Солнечного Царя, которого в странах Средиземноморья приносили в жертву на летнее солнцестояние. Я смотрел, как наливаются зерном колосья, и я осознал, почему у народов Севера золотой бог умирает позже, на Ламмас, когда наступают самые солнечные дни в году и золото бога отражается в золоте зерен. Я собирал урожай, и я понял, что происходит, когда нарушается равновесие между солнцем и дождем. Я увидел, как в холодное и темное время Йоля солнечный день сокращается всего до нескольких часов, и я понял, почему в это время так важно разводить костры и собираться вокруг огня. Я увидел Оймелк, праздник середины зимы, таким, как он есть, — праздником светлого, белого холода, когда солнечные лучи играют на снегу, хотя земля еще не согрелась; и я понял, что это — тоже часть солнечного цикла.
Я смотрел, как тянется вверх моя рассада, и я глубоко, по-настоящему осознал, как тесно связаны с Сунной все растения, все Зеленые Духи. У Зеленых Духов есть только три божества, и это — Земля, Дождь и Солнце, какие бы имена ни давали им люди. И самую огромную, самую глубокую радость из этих троих всем растениям, даже тенелюбивым, приносит Солнце. Каждое семечко всеми силами стремится пробиться из-под земли и принять благословение Сунны. От Сунны растения получают половину своей пищи; всю светлую часть года они питаются ее лучами, а когда она отдаляется от них на зиму, засыпают под снегом, а то и вовсе погибают. Я устроил у себя в саду солнечные клумбы — грядки с желтыми и оранжевыми однолетними цветами, которые живут всего один солнечный сезон: подсолнечниками, календулой, космеями, ромашками, георгинами и гелиотропами, сине-лиловыми, как небо в час заката.
Кроме того, я наблюдал за моими друзьями, страдавшими сезонным аффективным расстройством, которое еще называют зимней депрессией. Сам я как вампир никогда не испытывал ничего подобного. Но я видел, как другие люди все глубже и глубже погружаются в уныние по мере того, как дни становятся короче, — и расцветают вновь, как только возвращается солнце. Как-то я предположил, что им стоило бы выходить поутру на пляж или в сад и лежать под солнцем, но мне сказали, что в наши дни это уже небезопасно. Мы со своими промышленными технологиями уже проделали гигантские дыры в атмосфере Земли. В некоторых районах Австралии атмосфера уже почти не дает защиты от губительных ультрафиолетовых лучей, и смертность от рака кожи в последние годы резко возросла. Иначе говоря, поклоняться солнцу стало смертельно опасно. Само слово «солнцепоклонники» в устах дикторов новостных передач превратилось в синоним любителей позагорать на пляже, и употребляется исключительно с самодовольной иронией.
Пламя пылало рыжим, алым жаровни рдели,
Золотом солнечный свет лился на наши кудри,
Ожоги у нас на пальцах значили только одно:
Что мы не возносим Огню
Почести, как подобает…А ныне мы сами срываем щит, укрывающий Землю,
Мы сами открылись Огню, что нас породил когда-то.
Неужто мы впрямь считали, что Солнце нас пожалеет?
Но сила Огня беспощадна:
Она убивает за глупость.— Корби Петуленгро, «Все, что горит»
Здесь и вправду есть о чем задуматься. Мы уже нанесли нашей атмосфере, нашему единственному щиту, укрывающему Землю от Солнца в его свирепой ипостаси, такой огромный ущерб, что вскоре общество в целом станет относиться к дарам Солнца с известной настороженностью. Перемены уже происходят. О солнечном свете уже говорят не как об источнике тепла и радости, а как о чем-то опасном для здоровья и требующем защиты. Родители уже не скажут ребенку: «Иди погуляй на солнышке!». Нет, они скажут: «Только не снимай панамку и не забудь намазаться солнцезащитным кремом, да смотри не обгори!» Чтобы кожа покрылась красивым загаром, сейчас идут уже не на пляжи, а в солярии, а мои друзья, страдающие зимней депрессией, сидят под яркими лампами вместо того, чтобы выйти прогуляться под солнцем в дневные часы.
Одна моя подруга, священная блудница, служащая Богине Любви, однажды написала глубоко прочувствованный текст о том, как разительно изменилось всеобщее отношение к сексу и, в особенности, к обмену телесными жидкостями, когда в связи с распространением смертельных болезней, передающихся половым путем, возникла насущная потребность в предохранении. В древности к телесным жидкостям относились как к священным, и обмен ими почитали за благо. А в наши дни при мысли о подобном обмене первое, что приходит людям на ум — это Смерть. По этому поводу моя подруга пишет в книге «Языческая полиамория»:
Мы с моим основным партнером обмениваемся телесными жидкостями исключительно друг с другом, а это значит, что в храмовой работе такой обмен для меня невозможен. Заниматься священным сексом, надежно отгородившись от телесных жидкостей другого человека, невероятно трудно! Но у меня нет выбора. Некоторое время я ходила на курсы по безопасному сексу и там получила ответы на многие обычные возражения, которые люди выдвигают по поводу механического предохранения, но один вопрос так и остался без ответа: чтобы не допустить ошибки при предохранении, нужно все время мысленно связывать телесные жидкости с болезнью и смертью. А я так не могу. Телесные жидкости священны, и принимать их в себя — значит, выказывать полное приятие партнера и физических свидетельств его сексуального возбуждения. Относиться к такому обмену не как к чему-то грязному и неприятному, а как к желанному и прекрасному — значит, утверждать святость тела и физических реалий сексуальной жизни <…> И вот как я разрешила эту проблему в ритуальном контексте: во время священного секса я обмакиваю палец в мед и даю облизать его партнеру, а потом прошу сделать для меня то же самое. Я объясняю ему, что в наше время не предохраняться нельзя, — это было бы безрассудством и неуважением по отношению к нашим телам; но этот обмен медом служит символом священного обмена естественными телесными жидкостями, выделяющимися при сексе. Обмен половыми жидкостями создает связь между партнерами, подобную кровным узам. Я всегда стараюсь подчеркнуть, что этот обмен приходится проводить на символическом уровне вовсе не потому, что половые жидкости сами по себе грязны или отвратительны. И я делаю все, что могу, чтобы заглушить все эти ассоциации со смертью. Но я родилась в такую эпоху, когда от секса действительно можно умереть. Если я перестану предохраняться, то каждый мой половой акт уподобится русской рулетке. Я буду постоянно думать: а что, если это меня убьет? Не заразилась ли я уже? А вдруг я уже умираю, только еще не знаю об этом сама? И, спрашивается, как можно заниматься сексом и не понимать, что мы все время ходим по лезвию ножа?
Так вот, озоновые дыры сделали с солнечным светом то же самое, что СПИД — с сексуальностью. (Может быть, это простое совпадение, но что меня особенно поразило в приведенной цитате, так это упоминание о меде — золотом и сладком: мед издавна ассоциировался не только с любовью, но и с солнцем.) Тем из нас, кто хочет развивать отношения с Солнцем, не имеет смысла это отрицать. Более того, если мы откажемся признавать (пусть хотя бы про себя) все то, что мы натворили, и к каким последствиям это уже привело, мы будем попросту лицемерить всякий раз, как попытаемся воздать Солнцу хвалу и почести. Но как же примириться с этой опасностью, с темной стороной всего этого животворного света?
Лично я начинаю с того факта, что Сунна — огненная великанша. Большинство реконструкторов Северной традиции относятся к йотунским божествам в целом довольно настороженно, если не сказать с опаской, но для Мани и Сунны и для их вестников Дага и Нотт почему-то всегда делают послабление… Возможно, потому, что эти четверо божеств — постоянно у нас над головой, так что демонизировать их было бы трудновато. Нет, я вовсе не хочу сказать, что их следовало бы демонизировать за компанию с остальными: я вообще против демонизации божеств, которых я чту. В нашей картине мира не проводится границы между ангелами и демонами, между добром и злом. У любой сущности, божественной или не очень, есть своя темная сторона. Просто в случае с относительно «светлыми» божествами эта темная сторона дает о себе знать лишь тогда, когда мы изрядно где-нибудь напортачим.
То, что мы натворили с атмосферой Земли, — это оскорбление для Сунны и для всех солнечных божеств. А если принять во внимание, что йотунские боги — защитники Природы (в отличие от асов и ванов — защитников Цивилизации в двух ее различных формах), то станет понятно, почему Сунна проявляет свой гнев именно так. Смотреть этой могущественной богине прямо в лицо, без завесы, — святотатство, за которое она незамедлительно карает. В Природе есть такие силы, от которых Человеку лучше держаться на расстоянии, и одна из них — прямые солнечные лучи. И поскольку эта огненная великанша не только хранит солнечный свет, но и защищает Землю от его избытка, то преступление, которое мы совершили против нее, почти непростительно.
Почти — но не совсем. Вы хотите умилостивить Сунну? Помогите какой-нибудь из организаций, старающихся восстановить озоновый слой тем или иным способом — от разведения водорослей до борьбы с химическими выбросами. При выборе автомобиля остановите свой выбор на экологически чистой модели — или даже купите такую модель тому, у кого на нее никогда не хватит денег. По возможности пользуйтесь солнечными батареями. (Кстати говоря, солнечная энергия — самая экологически чистая из всех альтернативных источников электроэнергии. Давайте объявив Сунну покровительницей солнечных электростанций!)
По характеру Сунна — типичная огненная великанша: порывистая, непокорная и неугомонная. Ее нетрудно рассмешить, но столь же легко и разгневать… хотя она быстро сменяет гнев на милость и снова заливается добродушным смехом, если кто-то искренне пытается ее смягчить. В довершение всего, она, как и все солнечные божества, довольно тщеславна. Это часть их природы. Сунне очень нравится, когда ее восхваляют и делают что-нибудь в ее честь. А для чего иначе она так старается показать себя во всей красе? И сейчас настали такие времена, когда просить ее о милости следует усерднее, чем когда-либо… и стараться вернуть на место тот покров, который мы с нее срываем, пока она не сразила своим гневом слишком многих.
Нельзя сказать, что история моего знакомства с Сунной увенчалась безоблачным счастьем. Я страдаю волчанкой — тяжелым аутоиммунным заболеванием, симптомы которого усугубляются от солнечного света. Никто не знает, почему так происходит, но факт остается фактом. Когда мы переехали на ферму, я как раз начал принимать новое лекарство, благодаря которому болезнь на несколько лет перешла в фазу ремиссии и я получил возможность наслаждаться сиянием Сунны. Но, как ни печально, болезнь оказалась сильнее лекарства и, в конце концов, переборола его. В результате солнечный свет стал действовать на меня еще хуже, чем до ремиссии. И я опять ушел под защиту ночи и тени, опять стал ходить под зонтиком или в широкополой шляпе. Полагаю, так оно и будет до конца моих дней. Я так и останусь детищем тьмы — таящимся в тенях вампиром.
При такой болезни нетрудно было бы возненавидеть Солнце. Я могу выдержать на солнце от силы полчаса, в редких случаях — час, если только нет больше никаких осложняющих факторов. Достаточно одной лишней минуты — и я слягу пластом на несколько часов. Поэтому возненавидеть всю эту красоту, которой мне дали насладиться на краткий срок, чтобы затем отнять навсегда, было бы и впрямь очень легко. И все-таки я не поддался гневу и скорби.
Я верю, что мы можем волшебным образом изменить наш мир — понемногу, по чуть-чуть. Для этого нужно только жить осознано и посвящать эту осознанность желаемым переменам, не забывая о великом принципе: что наверху, то и внизу. Что в микрокосме, то и в макрокосме. Вот я выпалываю этот сорняк — и в то же время извлекаю из собственной души еще одну частичку страха и ненависти. Вот я выпалываю еще один сорняк — и в то же время извлекаю очередную частичку страха и ненависти из всей совокупной души человечества. Одно не сложнее другого… и сохранять любовь к Сунне, даже прячась от ее лучей под огромными полями моей китайской соломенной шляпы, — это один из возможных способов сохранять любовь к ней во всем человечестве.
Эта земля — моя родная земля, пусть даже мои предки жили в других местах. Каждую ночь я сплю под крышей дома, стоящего на этой земле. Куда бы я ни пошел, эта земля будет у меня под ногами, и я не забываю о том, что лишь благодаря Солнцу она не бесплодна, а полна жизни. Как сказали мне когда-то Зеленые Духи, в конечном счете все сводится к земле, дождю и солнцу. Я всегда буду любить Сунну, несмотря на то, что ради своей безопасности — хотя не по своей и не по ее вине — вынужден от нее скрываться… и уж если даже я могу ее любить, то вы — и подавно. Это легче, чем вам кажется. Просто посмотрите в окно… и делайте то, что дóлжно.
Raven Kaldera (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.
