Демонизация Локи

Демонизация Локи
Автор: Галина Красскова (c)
Перевод: Анна Блейз (с)

Скандинавские мифы в том виде, в каком они представлены в Старшей и Младшей Эддах, — сюжеты, записанные спустя столетие после закрытия последнего языческого храма в Скандинавии (в Упсале [Швеция] в 1110 году), — повествуют о тесно взаимосвязанных семействах богов и богинь и сложной динамике их отношений. В драматических судьбах, подвигах и характерных поступках этих богов и богинь отражена своеобразная игра конфликтующих элементов, в современном восприятии предстающая подчас неоднозначной и даже аморальной. Особенно это верно в отношении Локи. Локи — поистине удивительный персонаж. Пожалуй, во всем скандинавском пантеоне не найдется настолько противоречивого и, в то же время, настолько привлекательного божества. Этот факт признан не только в научной среде, но и в сообществе последователей Северной традиции, которая включает в себя ряд современных реконструкторских религий, стремящихся возродить культ скандинавских богов. Вопрос о роли и месте Локи в этом современном религиозном движении стал причиной идеологического раскола и по сей день вызывает жаркие споры среди американских северных язычников: этот необычный персонаж зачастую заводит в тупик не только ученых-исследователей, но и современных асатруа.

Учитывая ту провокационную роль, которую Локи нередко играет в эддических сюжетах, можно не удивляться, что ни академическое, ни религиозное сообщество до сих пор не пришло к единому мнению относительно его природы и функций. Историк религии Уильям Пейден отмечает, что «основой религий служит язык мифа <…> миф — это не носитель нейтральной, математической объективности, а непререкаемый голос, дающий имена тем величайшим силам, которые созидают, поддерживают и воссоздают человеческую жизнь»^[1]. Мифы формируют и определяют эфемерное и вневременное, воздвигают живые мосты к нуминозному. И, до некоторой степени, подобные мифы — по самой своей природы — отражают верования и мировоззрение тех, кто их создает. Ввиду этого появление Локи в цикле мифов, сосредоточенном во всех остальных отношениях на так называемых «reginn», или силах порядка, оказывается еще более загадочным. Фрэнк Стентон Коули в своем эссе «Фигура Локи в германской мифологии» отмечает, что исследователь германской мифологии сталкивается со множеством непростых проблем, и «одну из самых больших загадок представляет собой бог Локи: различных мнений о его природе и сути наберется, пожалуй, не меньше, чем исследователей, когда-либо им занимавшихся»^[2].

В связи с этим и ввиду той главенствующей роли, которую он играет в дошедшем до нас цикле мифов, Локи неизменно притягивает к себе внимание. Он оживляет эддические сюжеты и служит катализатором всевозможных приключений и неприятностей. Он одновременно и друг асов, и злейший их враг. Он причисляется к богам, но, в то же время, в битве Рагнарёка выступает на стороне их противников. Он не признает никаких границ и своей очевидной и неистребимой лиминальностью сводит на нет все усилия тех, кто пытается понять и классифицировать его природу. Одна из современных служительниц Локи описывает его как бога «парадокса и неопределенности»^[3], и эта характеристика прекрасно объясняет, почему и средневековые христианские авторы (воспринимавшие его как своеобразный скандинавский вариант Сатаны), и многие современные ученые и северные язычники относились и относятся к нему так опасливо и неоднозначно.

В этой статье я попытаюсь исследовать природу Локи и его роль в эддических сюжетах, а также вопрос о том, какое влияние оказала его противоречивая натура на развитие современного северного язычества в Соединенных Штатах. Сущность Локи и его отношения с другими богами будут рассматриваться здесь в свете ключевых космологических принципов, отраженных в скандинавских верованиях (как древних, так и современных). Кроме того, я намереваюсь уделить внимание той подгруппе американских северных язычников, представители которой сосредоточены на поклонении Локи и его родичам.

Часть I. Роль Локи в Эддах

В скандинавской космологии мир начинается, фактически, с «большого взрыва». В начале была великая бездна под названием «Гиннунгагап». Исследователь Рудольф Зимек указывает, что этимология этого названия «с трудом поддается интерпретации», но предлагает такие варианты толкования, как «зияющая пустота» или, вслед за немецким ученым де Фризом, «пустота, наполненная магическими и творческими энергиями»[4]. В этой пустоте пребывали два диаметрально противоположных мира: Муспелльхейм, мир огня и движения, и Нифльхейм, мир льда, туманов и неподвижности. В конце концов, два мира столкнулись друг с другом, и эта первозданная катастрофа породила жизнь. Начался процесс космической эволюции. Когда лед Нифльхейма начал таять от жара Муспелльхейма, из первобытной смеси пара, льда, тепла и тумана возникло первое живое существо — протовеликан Имир. Имир стал питаться молоком первозданной коровы Аудумлы (от audhr — «богатство, изобилие»^[5]). Аудумла, в свою очередь, питалась солью, облизывая соленые ледяные глыбы Нифльхейма.

Из этого соленого льда — материи, насыщенной жизненной силой, — под языком Аудумлы появилось еще одно существо. Это был великан по имени Бури. Впоследствии Бури стал отцом Бора, а Бор породил первых богов-асов, в числе которых был и Один^[6]. Один и двое его братьев убили Имира и создали из его мертвого тела мир людей — Мидгард. Асы изначально определили границы своих миров путем истребления многих великанов-йотунов — потомков Имира, в роду которых впоследствии появился на свет Локи. Аналогичная динамика конфликта и насилия пронизывает все эддические сюжеты и лежит в основе спорной и противоречивой природы Локи.

Несмотря на то, что Один сам происходит от йотунов, асы в эддических мифах постоянно воюют с великанами. О сущности йотунов исследователи спорят не меньше, чем о природе Локи — самого знаменитого представителя этого племени. Выдвигалось множество различных гипотез. Одни ученые рассматривают йотунов как олицетворения сил природы, другие — как более древнюю группу богов, низвергнутую новыми божествами и потому враждующую с ними^[7]. Последнюю теорию поддерживают некоторые последователи Рёккатру — маргинального течения в современном северном язычестве, ориентированного на поклонение не столько асами или ванам, сколько йотунам. Локи — это попросту самое явное из звеньев, связывающих асов с более суровым и первобытным миром великанов; по словам одного исследователя, он занимает «промежуточное положение между обреченными богами и враждебными силами, которые, в конце концов, их уничтожат»^[8].

Согласно первоисточникам, на каком-то достаточно раннем этапе Локи стал побратимом Одина. В девятой строфе «Перебранки Локи» Локи напоминает Одину:

Один, когда-то —
помнишь ли? — кровь
мы смешали с тобою, —
сказал ты, что пива
пить не начнешь,
если мне не нальют^[9].

Представления о братской связи Локи с Одином оказались весьма устойчивыми: они встречаются даже в английских народных заговорах XIX века. Из-за столь тесной и, судя по всему, неразрывной связи некоторые ученые попытались отказать Локи в статусе самостоятельного божества и свести его к одной из ипостасей Одина^[10]. Фактически, это одно из трех основных толкований природы Локи; согласно двум остальным, Локи — бог огня или бог-трикстер. Кроме того, Жорж Дюмезиль рассматривал Локи как олицетворение импульсивного разума, поскольку тот не вписывался в его трехчастную функциональную классификацию божеств^[11]. Чтобы сделать выводы о правомочности каждой из этих теорий, следует вначале рассмотреть, каким образом Локи проявляется и действует в первоисточниках.

Локи — дитя двух йотунов: Лаувейи («Лиственный остров») и Фарбаути («Жестокоразящий»). Его мать иногда также называют именем «Наль» («Игла»); по-видимому, кроме Локи, у нее было еще двое сыновей: Бюлейст и Хельблинди, о которых более ничего не известно. Локи часто фигурирует под именем «Лаувейссон» («сын Лаувейи»). Помимо этого, у него есть еще несколько прозвищ, или хейти, в том числе «Лофт» (что означает либо «Воздушный», либо «Облегчающий»^[12]), «связанный бог», «отец волка» (т.е. великого волка Фенриса), «коварный» и «недруг богов»^[13]. Предпринимались попытки отождествить его с Лодуром — третьим лицом божественной триады «Один — Хёнир — Лодур», однако этимологических оснований для подобного отождествления не находится.

У Локи две жены, несхожие друг с другом, как день и ночь. Первая, колдунья из Железного леса по имени Ангрбода («несущая горе»), родила от Локи троих «чудовищ»: волка Фенриса, олицетворяющего хаос, мирового змея Йормунганда и Хелу, которая стала богиней загробного мира. Опасаясь детей Локи и Ангрбоды, боги решили от них избавиться: Фенрира сковали волшебной цепью, Йормунганда бросили в океан, где он вырос и обвил своим телом весь Мидгард, а Хелу изгнали в мир мертвых. Вторая жена Локи, Сигюн, по-видимому, была асиньей, хотя достоверно о ее происхождении ничего не известно. Ее имя означает «победоносная»; в Эддах она упоминается всего трижды, и всякий раз — как верная жена Локи. За участие в убийстве Бальдра Локи связали в подземной пещере и подвесили у него над головой ядовитую змею. Но Сигюн не покинула мужа: она стоит рядом с ним и держит чашу, собирая в нее яд, каплющий из пасти змеи. Известно, что Сигюн родила от Локи двоих сыновей: Нарви и Вали. Обрушив на Локи свое возмездие, асы превратили Вали в волка, и тот растерзал Нарви, после чего асы связали Локи кишками его погибшего сына.

Именно Локи раздобыл для богов многие из их атрибутов и могущественных орудий — от копья Одина до молота Тора. В нескольких эпизодах Локи выступает как вор. В одном из таких сюжетов он тайком пробирается в спальню Сив, жены громовника Тора, и обрезает ей волосы. В скандинавской культуре это считалось крайне унизительным оскорблением, поскольку такому наказанию подвергали распутных женщин. Тор, естественно, пришел в ярость, но Локи пообещал ему возместить ущерб. Отправившись в Нидавеллир — страну двергов (карлов), чрезвычайно искусных в кузнечном ремесле, — Локи хитростью заставил их выковать для Сив новые волосы из чистого золота. Когда она приложила золотой парик к голове, волосы пустили корни и стали расти, как настоящие, так что благодаря этой проделке Локи богиня стала еще прекрасней прежнего. Кроме того, дверги выковали для Локи другие чудесные вещи, которые помогли ему загладить свою вину перед асами. Чтобы добиться этого, он втравил два семейства двергов в состязание, поспорив с карликом Брокком (который выковал волосы для Сив), что другие мастера его превзойдут, и поставив в заклад собственную голову. Брокк, разумеется, победил. Из-под его молота вышел лучший из всех даров, доставшихся асам, — молот Мьёлльнир для Тора. Однако Локи уцелел, заявив, что двергу по праву принадлежит лишь его голова, но не шея. Тогда Брокк зашил ему рот ремешком и на том успокоился.

Кроме того, Локи приложил руку к похищению яблок Идунн. Идунн была хранительницей яблок, даровавших молодость, — сами по себе скандинавские боги не были ни бессмертными, ни вечно юными. В одном из путешествий Локи попал в плен к великану Тьяцци, но выкупил свободу, пообещав привести к Тьяцци Идунн с ее молодильными яблоками. Свое слово Локи сдержал, и Тьяцци похитил богиню. Но когда асы начали слабеть и дряхлеть, Локи признал свою вину и отправился на выручку Идунн. Одолжив у Фрейи волшебное оперение, он в обличье сокола проник в горную крепость Тьяцци, превратил Идунн в орех и положил в корзину с яблоками. Затем, подхватив корзину когтями, он полетел обратно в Асгард. Тьяцци погнался за ним и погиб. Позднее дочь Тьяцци, великанша Скади, пришла к асам и потребовала виру за убийство отца. Локи и на сей раз выручил богов, смягчив свирепую великаншу: он предстал перед ней в таком потешном и унизительном виде, что та рассмеялась и сменила гнев на милость. Впрочем, Скади оказалась злопамятной и в конце концов все же отомстила сыну Лаувейи.

И, наконец, еще одна особенность Локи — гендерная неопределенность, которую отдельные ученые (например, де Фриз) причисляют к атрибутам, позволяющим классифицировать этого бога как трикстера. Гендерная амбивалентность — одна из самых больших проблем, которые осложняют адекватное восприятие этого переменчивого бога в сообществе современных северных язычников (вторую серьезную проблему составляет роль, которую Локи сыграл в гибели Бальдра, любимого сына Одина).

Часть II. Локи как трикстер

Согласно одной из самых устойчивых теорий, Локи по природе своей — трикстер. Нельзя сказать, что эта теория вовсе лишена противоречий, однако позволяет рассмотреть характер Локи с весьма интересной стороны. Льюис Хайд в своей книге «Трикстер создал этот мир» определяет трикстера как божество, представляющее «парадоксальную категорию священной аморальности»^[14]. Далее он указывает, что трикстеры присутствуют почти во всех известных мифологических системах, а также занимают видное место в фольклоре и массовой культуре.

У каждой группы есть своя граница, свое ощущение внутреннего и внешнего, и трикстер всегда оказывается именно там — на границе. Он стоит на страже у городских ворот и у врат жизни, чтобы движение и обмен не прекращались ни на миг. И он же присматривает за теми границами, на основании которых группа определяет свое место в обществе. Мы постоянно проводим различия — между правильным и неправильным, священным и мирским, чистым и грязным, мужским и женским, старым и молодым, живым и мертвым; но в каждом из этих случаев трикстер волен в любой момент перейти границу и спутать всю нашу классификацию <…> Трикстер — это мифологическое воплощение двусмысленности и двузначности, двойственности и двуличия, противоречия и парадокса^[15].

Несомненно, аморальность — одно из основных качеств Локи в том виде, в каком он предстает в дошедших до нас сюжетах, и именно эта черта больше всего мешает современным северным язычникам принять его как часть божественной космологии.

Поскольку неоднозначность и хитрость — определяющие свойства трикстеров^[16], вполне естественно, что фольклористы и специалисты по истории религии и мифологии с готовностью относят Локи именно к этой категории богов. Подобно западноафриканскому Эшу, Локи может считаться трикстером не только «потому, что он дурачит всех подряд и сеет вокруг себя хаос, но и потому, что он постоянно ускользает из-под власти норм и правил»^[17]. Например, Дюмезиль в своей монографии о Локи, не относя этого бога к числу трикстеров, тем не менее, рассуждает о нем как о «беспокойной мысли» — проявлении творческого и, зачастую, импульсивного разума^[18]. Ян де Фриз, с другой стороны, со всей определенностью помещает Локи в разряд трикстеров, подчеркивая его роль возмутителя спокойствия^[19] и, вслед за Дюмезилем, отождествляя его с Лодуром, истолкованным как божественный похититель огня:

По общему признанию всех исследователей, самые выдающиеся свойства Локи — его качества обманщика и вора. Во всех, за очень редкими исключениями, сюжетах он предстает как хитрец и озорник, наслаждающийся своими проказами. Иногда заметно, что шутки над богами доставляют ему почти что детское удовольствие; нередко он причиняет довольно серьезный ущерб, но в большинстве случаев сам же его и возмещает. <…> Чтобы объяснить Локи как религиозное явление, вполне достаточно будет истолковать его как трикстера^[20].

Кроме того, можно провести параллель между Локи-трикстером и Локи — культурным героем, подобным Прометею. В фарерской балладе «Сказка о Локи» только Локи (в отличие от Одина и Хёнира) удается спасти крестьянского мальчика от разъяренного великана. Эта сказка уникальна тем, что Локи в ней изображается именно как культурный герой, а не как враг богов и людей. Любопытно также, что Локи в ней действует наряду с Одином и Хёниром, составлявшими вместе с Лодуром древнюю триаду творцов.

И Трикстер, и Герой — это мощные культурные архетипы, в которых нередко воплощаются отзвуки тех преображающих или травматических мгновений, когда сакральное проникает в повседневную жизнь. Это не только самые популярные, но и самые противоречивые и даже пугающие из всех мифологических или архетипических фигур. Даяна Пакссон в своей книге «Основы Асатру» предостерегает: «Если у вас есть проблемы с восприятием двойственности, держитесь от Локи подальше», — и далее отмечает: «…подобно Койоту из индейских мифов, Локи — одновременно и возмутитель спокойствия, и двигатель культуры, причем последняя из этих его функций зачастую оказывается следствием первой»^[21].

Как указывает Хайд, трикстеры — это боги неопределенности^[22]. Это персонажи, «способные проделать в ткани судьбы прореху, через которую можно выпасть из одной жизни в другую»^[23]. Они помогают внешним влияниям и чужакам преодолевать ограничения и преграды, связанные с культурными условностями. Как лиминальные фигуры трикстеры нередко сначала устанавливают порог, а затем сами же его нарушают или отодвигают. Трикстеры обитают «в зазорах между различными языками или между небом и землей»^[24] и своими хитроумными махинациями создают средства, при помощи которых диаметрально противоположные полюса (небо и земля, добро и зло, хаос и порядок) могут пересекаться друг с другом и чему-то друг у друга учиться, не соприкасаясь, однако, в реальности, а, значит, и не нарушая границ между сакральным и профанным^[25]. Трикстеры — враги энтропии, живые воплощения истины, гласящей, что неизменность и постоянство — это всего лишь иллюзия, или, выражаясь словами древнегреческого философа Гераклита, что «всё течет, всё изменяется»^[26].

Как и всякий уважающий себя трикстер, Локи — самый противоречивый персонаж во всем скандинавском пантеоне. Многие современные асатруа опасаются даже произносить его имя — настолько сильное беспокойство он им внушает. Локи вошел в стройный пантеон асов, так сказать, «с черного хода» — через побратимство с Одином (который и сам, мягко говоря, не лишен трикстерских качеств). Обменявшись братскими клятвами с владыкой асов, Локи получил право на такое же уважение и почести, как если бы приходился Одину родным братом^[27]. Тем не менее, сам Локи так и не проникся уважением к правилам и привычкам асов. Любопытно, что, по одному из предположений, имя Локи происходит от слова со значением «веревочная петля» или «запутанная нитка»^[28]. В дошедших до нас эддических сюжетах Локи то и дело «путает нитки» — и себе, и окружающим.

В природе всякого трикстера — подталкивать тех, кто с ним работает, к расширению границ понимания. Трикстеры — двигатели эволюции, носители динамической синергии и творческой силы. Они способствуют развитию и нередко выступают его катализаторами. Например, благодаря проделкам Локи боги приобретают такое ценное оружие, как молот Мьёлльнир, который помогает им защищать и поддерживать порядок, установленный ими же от начала времен. Позднее, когда один из великанов похищает молот Тора, Локи благодаря своей сообразительности помогает вернуть его^[29]. Но, в то же время, по вине Локи боги теряют Бальдра, одного из любимых сыновей Одина; и, как утверждается, в конечном счете, Локи восстанет против богов.

Каковы же традиционные свойства трикстера, помимо уже упомянутой моральной неоднозначности? Фольклорист Барбара Бэбкок определяет фигуру трикстера по признаку двойственности:

Трикстеры — самый странный род персонажей во всей литературе, как устной, так и письменной. Трикстер определенно ассоциируется с созидательными силами и нередко обеспечивает людей такими базовыми ценностями, как огонь или основные для данной культуры продукты питания; но, в то же самое время, он постоянно позволяет себе самые антиобщественные поступки. Мы смеемся над ним, когда он попадает в неприятности и валяет дурака; нас смущает его сексуальная неразборчивость; но, в то же время, его творческая изобретательность не перестает нас удивлять и постоянно напоминает о том, что социальные ограничения, с которыми мы регулярно сталкиваемся, не так уж и непреодолимы. <…> При столкновении с другим персонажем он почти всегда нарушает какие-нибудь правила или границы; в результате ему приходится спасаться бегством и снова скитаться по свету без цели <…>

Трикстер — это <…> «созидательное отрицание», которое приносит в этот мир смерть, но тем самым раскрывает новые возможности <…> Предметы «есть» лишь относительно тех предметов, которых «нет»; всякая структура предполагает антиструктуру и без нее существовать не может. <…> Трикстер, «дурак», — отрицание, предлагающее возможность, — непосредственно и тесно связан с центром и всей сопутствующей ему неоднозначностью <…> И поэтому мы не только терпим эту «допустимую меру хаоса», этого «врага границ», но и воссоздаем его снова и снова^[30].

Очевидно, что в эти достаточно широкие категории Локи вписывается без труда. Он — податель даров, культурный герой и, в то же время, носитель разрушения (или отрицания), участвующий в убийстве Бальдра и, в конце концов, возглавляющий силы йотунов в битве Рагнарёка. Эрин Вебер в своей статье о Нанабозо^[31] и Гермесе кратко перечисляет особенности, общие для всех трикстеров в различных культурных традициях, и снова подчеркивает их неоднозначность и двойственность:

…божественные достоинства вперемешку с человеческими недостатками; функция учителя, нередко подразумевающая обучение на отрицательном примере (особенно в связи с амбивалентными действиями сексуального характера, наглядно демонстрирующими, какие последствия влечет за собой нарушение социальных норм), а также роль проводника в неизвестные миры или посредника между мирами. В сущности, трикстер олицетворяет весь набор противоречий, служащих нелегкому, но необходимому делу — примирению противоположностей самого мироздания^[32].

Итак, выбиваясь из рамок любых других категорий, Локи, вполне удачно вписывается в категории, определяющие трикстеров. Приведем несколько примеров, наглядно иллюстрирующих этот его аспект.

Созидательная сила, культурный герой

Как уже отмечалось выше, Локи снабдил других богов некоторыми важнейшими орудиями. Чтобы искупить свою вину за похищение волос Сив, он добыл для Тора молот Мьёлльнир, помогающий защищать Мидгард и мир богов от воинственных йотунов; для Одина — кольцо-браслет Драупнир, с которого на каждую девятую ночь капают восемь точно таких же колец; для Фрейра — золотого вепря Гуллинбурсти, а для самой Сив — новые волосы, которые были выкованы из чистого золота, но мгновенно приросли к ее остриженной голове и продолжали расти, как настоящие. Миф о похищении волос Сив и последующей их замене на золотые интересен тем, что многие современные северные язычники (и некоторые ученые) предполагают, что волосы этой богини символизировали колосья (скорее всего, пшеничные) и что весь этот сюжет можно истолковать как символическое повествование о ежегодном сборе урожая. По словам исследовательницы Мэрион Ингем, те немногие ученые, которые все еще придерживаются этой трактовки, основанной на природной символике, ссылаются на то, что грозы необходимы для вызревания зерна, поскольку во время грозы часть атмосферного азота переводится в связанное состояние; а бог грозы — не кто иной, как супруг Сив, Тор, обладатель могучего молота^[33]. Итак, Локи косвенным путем (как и подобает трикстеру) способствует изобильному урожаю. 

Кроме того, Локи ассоциируется с огнем и, по мнению некоторых ученых (например, де Фриза), тождествен Лодуру, одному из троицы богов-творцов (наряду с Одином и Хёниром). В «Прорицании вёльвы» о Лодуре сказано, что он даровал первой паре людей «цвет и тепло жизни», тогда как Один наделил их дыханием, а Хёнир — сознанием:

Önd þau né áttu,
óð þau né höfðu,
lá né laeti,
né litu góða.
Önd gaf Óðinn,
óð gaf Hoenir,
lá gaf Lóður
og litu góða^[34].

Разумеется, гипотезу о тождестве Локи и Лодура принимают не все исследователи. Этимологических свидетельств в поддержку этой гипотезы слишком мало, однако в ее пользу говорят некоторые другие данные: возможный перевод имени Лодура как «Податель огня», устойчивая связь Локи с огнем, особенно в фольклоре, где он нередко предстает как огненный дух или огненный демон, а также мифологические связи Локи с Одином^[35].

По некоторым версиям, Локи изобрел рыболовную сеть, при помощи которой его же затем и поймали, когда он попытался ускользнуть от асов после событий, описанных в «Перебранке Локи». Далее, в уже упоминавшейся фарерской сказке о великане Скрюмсли и сыне крестьянина Локи проявляет себя как герой, раз и навсегда спасая мальчика от смертельной опасности, тогда как Один и Хёнир дают тому лишь временную передышку^[36]. И, наконец, последнее обстоятельство, не вполне укладывающееся в характер «культурного героя», но, тем не менее, важное: в своих странствиях с Тором Локи постоянно помогает своему спутнику в переговорах с йотунами, эффективно выступая посредником между двумя несовместимыми культурами.

Промискуитет и сексуальная амбивалентность

Ни одно из проявлений Локи не доставляет современным исследователям и северным язычникам столько проблем, как его приключения на сексуальной ниве и его сексуальная амбивалентность. Локи — единственный из всех богов, несколько раз буквально менявший пол. Правда, Одина в «Перебранке Локи» обвиняют в женоподобии и подражании ведьмам, но Локи принимает женский облик по-настоящему и даже рожает, как женщина. В первый раз он меняет пол, чтобы спасти Асгард от страшной угрозы. В этом сюжете асы нанимают великана-каменщика построить крепкие стены вокруг Асгарда. Если бы он управился в назначенный срок, асам пришлось бы отдать ему в уплату солнце, луну и богиню Фрейю. Боги соглашаются на такие условия лишь потому, что завершить работу в срок кажется невозможным. Однако великану помогает его волшебный конь, Свадильфари, и работа продвигается гораздо быстрее, чем надеялись асы. Чтобы сманить жеребца и тем самым помешать каменщику достроить стены вовремя, Локи превращается в кобылу, а через некоторое время возвращает себе прежний облик и приводит Одину жеребенка, которого родил от Свадильфари, — восьминогого  Слейпнира, названного в «Речах Гримнира» «лучшим из коней».

В другой раз Локи превращается в женщину (на сей раз в старуху) после смерти Бальдра. Хела, госпожа загробного мира, соглашается отпустить Бальдра в мир живых при условии, что его будут оплакивать все живые существа. Но Локи, приняв облик старухи-великанши по имени Тёкк, отказывается оплакать Бальдра, заявляя: «Пусть хранит его Хель». Кроме того, Локи обвиняют в том, что он провел восемь зим под землей в обличье женщины, доя коров и рожая детей^[37]. По мнению Пребена Соресона, это обвинение «наверняка предполагало, что Локи служил наложницей великанам или троллям, которые славились своей грубой и необузданной сексуальностью»^[38]. Соренсон указывает, что в скандинавской культуре «прозвучавшее в адрес мужчины обвинение в ношении женской одежды или выполнении женской работы, а также сравнение с женщиной или самкой животного сразу же вызывало целый комплекс ассоциаций с трусостью и недостатком мужественности»^[39]. Таким образом, своими превращениями в женщину Локи, фактически, нарушает одно из серьезнейших социальных табу, совершая поступки, которые классифицировались как nið и/или argr, т.е. не подобающие мужчине и социально/сексуально девиантные.

Выход за рамки социальных ограничений / нарушение границ

В этой области трикстерские черты Локи проявляются ярче всего. В первую очередь здесь, конечно, бросаются в глаза вышеупомянутые нарушения гендерных и сексуальных табу. Как уже было сказано, непостоянство гендера проявляется у Локи в таком поведении, которое считалось nið и/или argr, то есть немужским, женоподобным, а потому неприемлемым. Следует отметить, что многие современные асатруа находят эту форму поведения не менее преступной, чем ту роль, которую Локи сыграл в убийстве Бальдра.

Кроме того, сам путь, которым Локи вошел в общество асов, свидетельствует о его статусе «иного». Будучи по происхождению йотуном, представителем племени, постоянно враждующего с асами, он, тем не менее, получает место среди асов как побратим Одина. Он часто путешествует между мирами асов и йотунов. Одна из двух его жен — асинья (Сигюн), другая — великанша (Ангрбода). Последняя рождает от него троих чудовищных детей: великого волка Фенриса, олицетворение хаоса, которого асы настолько боятся, что прибегают к обману, чтобы связать его и посадить на цепь; исполинского змея Йормунганда, обвивающего своим телом весь Мидгард; и Хелу, полуженщину-полутруп, изгнанную в подземный мир. Сигюн родила от Локи двоих сыновей, Нарви и Вали; но одного из них асы превратили в волка, и тот растерзал своего брата. Итак, с одной стороны, Локи приносит асам ценные дары и благодаря своему хитроумию помогает богам избегать различных опасностей (или выручает их из неприятностей, которые сам же и навлек), но с другой — порождает детей, олицетворяющих силы разрушения, преображения и смерти.

Локи — вор, а, значит, по определению нарушитель границ. Он крадет ожерелье Фрейи и волосы Сив, а также помогает великану Тьяцци похитить богиню Идунн с ее молодильными яблоками. Однако в последнем сюжете Локи в конце концов спасает Идунн и навлекает гибель на Тьяцци, а когда дочь последнего, Скади, приходит к асам и требует виру за убийство отца, тот же Локи ухитряется смягчить ее гнев. Чтобы заставить свирепую великаншу рассмеяться, он привязывает собственные гениталии к бороде козла и развлекает Скади потешными прыжками, — то есть вновь демонстрирует сексуально амбивалентное поведение. Положив начало цепи событий, которые привели Скади в Асгард, Локи переступил еще одну границу и привнес в священную обитель асов толику дикой и первозданной силы йотунов.

Кроме того, Локи искусно меняет обличья, и это, пожалуй, — самая полезная из всех его способностей, связанных с нарушением границ. Он превращается в кобылу (мать Слейпнира), тюленя (для сражения с Хеймдаллем после похищения Брисингамена), муху (в двух отдельных сюжетах), блоху, женщину, старуху-великаншу и лосося. Кроме того, он одалживает у Фрейи волшебное соколиное оперение, с помощью которого превращается в птицу (в частности, для того чтобы спасти Идунн)^[40]. В своем оборотничестве Локи зачастую нарушает не только границы физического облика, но и гендерные ожидания, как уже было сказано выше.

Созидательное отрицание / привнесение смерти в мир живых / раскрытие возможностей

Сам по себе Локи никогда не воспринимался как божество смерти, однако в эддических сюжетах он постоянно ходит по краю смерти и постоянно ассоциируется с превращениями. Во-первых, он — отец Хелы, которой в скандинавском пантеоне отведена роль богини загробного мира. Во-вторых, погубив Бальдра, Локи тем самым внося смерть в мир асов, но и открывая для миропорядка, созданного богами, возможность пережить Рагнарёк: после Рагнарёка Бальдр освободится из царства мертвых, а, значит, какая-то часть мира богов уцелеет.

Локи — очевидно лиминальная фигура, всегда занимающая некое промежуточное положение. Он не принадлежит полностью ни к миру йотунов (носителей хаоса), ни к миру богов, — благодаря чему свободно перемещается между этими мирами и может обеспечивать плодотворное сотрудничество между ними. Локи — дитя хаоса, привязанное, однако, к порядку узами тех клятв, которыми он обменялся с Одином. Поэтому он может проявлять свою преображающую силу непосредственно в упорядоченном мире богов. Локи аккуратно открывает двери, через которые эта сила входит в мир порядка, оставаясь под относительным контролем. Пожалуй, именно лиминальность — самая амбивалентная из всех особенностей этого божества, как, впрочем, и многих других трикстеров, хотя даже при беглом знакомстве с дошедшими до нас источниками становится ясно, что этим свойством обладает и Один. Но Один всегда возвращается в защищенный мир inangarð, на освященную землю богов. Локи же изначально не принадлежит к миру асов, хотя время от времени и может в нем находиться. Он — вечный чужак, вечный «иной», вечный маргинал в сообществе богов^[41].

Как свидетельствуют о том сюжеты с участием Локи, община никогда не принимает полностью трикстера, который ей служит. Но именно поэтому трикстер предоставляет уникальную ролевую модель для тех людей, которые сражаются с искусственными и зачастую сковывающими по рукам и ногам культурными или социальными ограничениями. Трикстеры помогают людям распознавать и эффективно использовать возможности, отнятые у них, замаскированные или вовсе объявленные несуществующими по причине тех или иных культурных условностей. Стремление преодолеть судьбу и улучшить свою участь — распространенная тема многих мифов, от предания о Прометее, похитившем огонь ради блага человечества, до цикла эддических песней о Сигурде, сражающемся с превратностями и жестокостью неумолимого вирда. Миф увековечивает эту извечную борьбу, а трикстер показывает различные способы, позволяющие выйти из нее победителем. Совокупность подобных способов Хайд обозначает термином «арт» (artus), предполагая, что именно «владение артом» и есть определяющее свойство трикстера^[42].

Латинское слово artus означает «сочленение» или «сустав», но при этом оно связано со словом ars — «искусство, ремесло, мастерство» (или «ловкость рук»)^[43]. Трикстеры наделены уникальным даром: они находят точки стыка между противоположностями, между небом и землей, и, опираясь на них, как на рычаги, переворачивают реальность, образно говоря, с ног на голову. Как «мастера арта» трикстеры выявляют тайные уязвимые места (так Локи сумел разузнать, что Бальдра можно убить побегом омелы) и распознают обманы, используя в своих целях первые и разоблачая вторые. Вполне вероятно, что убийство Бальдра так и сошло бы Локи с рук, если бы он не явился на пир к Эгиру и не принялся планомерно разоблачать недостатки всех присутствующих богов и богинь, указывая, в чем именно те не оправдывают ожиданий, возлагаемых на сообщество богов (прообразом которого, разумеется, служила скандинавская община той эпохи со всеми присущими ей нравами и обычаями). Таким образом, Локи понес наказание не столько за убийство одного из богов, сколько за этот тотальный сеанс разоблачения, описанный в эддической песни «Перебранка Локи».

Как отмечает Хайд, «трикстер меняет взаимоотношения между паттернами и тем самым переопределяет сами паттерны»^[44]. Пребывая вне сообщества, но, в то же время, до некоторой степени оставаясь его частью, трикстер обладает высокой степенью свободы, благодаря чему может не только выявлять слабости и недостатки членов общины, но и манипулировать ими к своей вящей выгоде. Он служит переводчиком с языка мифа на язык мирской культуры, чем, по-видимому, и объясняется популярность образа Локи в скандинавском и даже англосаксонском фольклоре. Вообще, трикстер — во многих отношениях именно переводчик. Перевод — акт превращения одного в другое, основанный на принципе артикуляции, — лежит в основе большинства известных нам деяний Локи. Этот акт можно истолковать одновременно и как жертвоприношение (того, что переводится, или преображается), и как созидание. То, чего коснулся трикстер, уже никогда не станет прежним и не останется непознанным. В то же время, трикстер, сам не ведающий стыда, заставляет (зачастую — путем нарушения социальных правил и границ) острее осознать те явления, которые в обществе могут определяться как постыдные. Трикстера неизбежно наказывают за его преступления против общественных норм, пытаясь тем самым подчеркнуть, что отсутствие стыда подразумевает отсутствие уважения к обществу. Однако трикстер протестует не против уважения к святыням, а против бессмысленных, бездумных ограничений, которые сами по себе святотатственны в силу своей бездумности, даже если считается, что нарушать их постыдно. Свидетельства тому можно обнаружить в «Перебранке Локи», где Локи осуждает богов за нарушение сексуальных норм. Трикстеры не только учат обходить культурные запреты, но и указывают, в каких случаях их необходимо соблюдать.

Локи как трикстер — одновременно и ловкий вор, и провокатор, весело отплясывающий на границе между сакральным и профанным, постыдным и почетным, общепринятым и запретным. Как трикстер он поддерживает традиционную структуру и границы своего общества, но, в то же время, открывает врата силам священного, нуминозного, неожиданного — всего, способствующего эволюции, — чтобы силы эти коснулись общества и преобразили его суть.

Часть III: Локи в современном американском северном язычестве

В академическом сообществе Локи по-прежнему воспринимается как фигура, по меньшей мере, амбивалентная. Соответственно, и в современном северном язычестве отношение к нему сложилось двойственное. По линии вопроса о том, допустимо ли поклонение Локи, проходит один из главных идеологических водоразделов в американском сообществе северных язычников, и вопрос этот вызывает жаркие дискуссии. Следует отметить, что в данной статье рассматривается только обстановка среди северных язычников в США. При сборе материалов опрашивались только американские северные язычники, поэтому никаких выводов о положении дел среди северных язычников Исландии и других стран Европы автор не делает.

Северное язычество — религия реконструкторская. По сути, это означает, что его последователи стремятся воссоздать те религиозные практики, которые бытовали до утверждения христианства. Реконструкторы придают исключительно важное значение исторической точности во всем, что касается обрядов, ритуалов и отношения к богам вообще. Помимо северного язычества, существует еще немало других реконструкторских религий. Северное язычество вдохновляется культурой и религией народов Северной Европы, современный эллинизм пытается возродить религию Древней Греции,  ортодоксальный кеметизм — культурные и религиозные традиции Древнего Египта, и так далее. Но у всех реконструкторских религий есть одна общая черта, а именно: все они отводят чрезвычайно важную роль тому, что в Северной традиции называется «источниками» (lore). Северные язычники относят к  числу «источников» Старшую и Младшую Эдды, саги, англосаксонские лечебные заговоры и все дошедшие до нас исторические тексты, а также современные научные исследования в различных областях — лингвистические, антропологические и так далее. Именно этот корпус произведений, ни одно из которых исходно не предназначалось для использования в религиозных целях, послужил основой для реконструкции северно-языческих ритуалов и предопределил отношение к богам, преобладающее среди современных северных язычников.

Никто из богов и богинь не вызывает у северных язычников такой бурной реакции, как Локи. Четверо из тех, кто был опрошен при сборе материалов для этой статьи, сообщили, что из-за поклонения Локи их буквально вынудили покинуть сообщество северных язычников, а одной служительнице Локи из Колорадо местная община даже угрожала смертью за ее убеждения^[45]. Впрочем, это крайние случаи. Большинство асатруа относятся к Локи со смесью уважения и осторожности. Даяна Пакссон, известный автор книг и статей о северном язычестве, пишет в своей книге «Основы Асатру»:

Если хотите вызвать среди северных язычников «воодушевленную» дискуссию, спросите у них, следует ли чествовать Локи в ритуалах. Некоторые и, в особенности, последователи теодической традиции, до того боятся этого бога, что запрещают даже произносить его имя в ритуальном пространстве. Другие отмечают, что Локи приносит не только неприятности, но и дары, и проводят в его честь особые блоты, совершая возлияния коричным шнапсом или перцовкой; каждый участник, принимая чашу, всякий раз выплескивает немного спиртного в огонь. Однако не следует забыть, что Локи — трикстер, и если у вас нет опыта работы с хаотическими силами, то, пожалуй, лучше вообще не привлекать его внимания^[46].

Совершенно иной точки зрения придерживаются последователи теодизма (Theodism), которые считают Локи предателем, лжецом и недругом богов^[47]. В сущности, последнее и составляет основную проблему, с которой северные язычники сталкиваются при попытках определить место Локи в своей религии: согласно Эддам, в день Рагнарёка он будет сражаться против богов. Многим не удается примирить верность и служение Локи с верностью и служением остальным асам, несмотря на то что в Младшей Эдде он со всей определенностью включен в перечень богов.

На противоположном конце спектра располагаются некоторые северные язычники и скандинавские неоязычники, сосредоточившие свою религиозную практику на поклонении йотунам. Они нередко называют себя «Рёккатру» (Rökkatru) или просто «Рёкк» (Rökkr), от древнескандинавского слова со значением «сумерки»^[48]. Многие из них описывают свой индивидуальный опыт взаимодействия с Локи, резко противоречащий представлениям, типичным для консервативной части северно-языческого сообщества. Более того, в последние годы появляется все больше женщин, посвятивших себя Локи в качестве служительниц или жен^[49]. В 2006 году был опубликован первый сборник религиозной поэзии, посвященный Локи, — «Трикстер, мой любимый» Элизабет Вонгвизит. Нет нужды пояснять, что в магистральном течении северного язычества те, кто объявил себя рёккатруа или как-то иначе сосредоточился на служении Локи и его родичам, обычно не приветствуются.

Значительное возмущение и враждебность в среде северных язычников вызывают неошаманы, практикующие в русле Северной традиции и зачастую много работающие с Локи и его родней. Такие издания, как «Книга йотунов» Рейвена Кальдеры, представляющие великанов в благоприятном свете, нередко навлекают на себя оскорбительную критику. «Такой громкой (и такой дурной) славой, как Локи, пожалуй, не может похвастаться ни один из йотунов», — отмечает мистер Кальдера^[50]. Кейси Вудс, последователь северно-языческой родовой традиции (Tribalism), так описывает затруднения, которые вызывает Локи у среднестатистического северного язычника:

В современном северном язычестве реконструкторского толка Локи — проблемное божество. Те, кто кладет в основу своих реконструкций англосаксонские источники, худо-бедно избегают проблем, связанных с Локи, потому что в этих источниках он не упоминается. Остальным приходится труднее, и среди них можно выделить три совершенно различных подхода к этому богу:

* Локи — худший из злодеев и великий преступник против человечества и богов Асгарда. Его не следует чтить. Не стоит даже упоминать о нем (тем более — во время священных обрядов);

* К Локи следует относиться с опаской, но и с определенным уважением, чтобы не навлечь на себя его гнев или недовольство Одина, поскольку Локи — побратим Одина, и воздавать почести только одному кому-либо из них, обходя вниманием другого, было бы невежливо. Схожим образом с ним обращаются и те, кто просто не понимает, как подходить к этому богу, и предпочитает держаться середины между крайностями;

* Локи заслуживает искренней любви и почтения. Те немногие, что действительно чтят и любят Локи (а не просто пользуются его именем как оправданием для собственных неблаговидных поступков), любят его по-настоящему и всем сердцем, хотя с готовностью признают, что работать с ним трудно: он никому не дает долго стоять на одном месте и постоянно подталкивает своих последователей к развитию и росту^[51].

Приверженцы Локи указывают, что в сюжетах из скандинавских источников он фигурирует едва ли не чаще любого другого божества и что без него эти истории стали бы гораздо беднее. Кроме того, они нередко ссылаются на триумвират Одина, Хёнира и Локи. Некоторые из тех, кто занимает в своем религиозном сообществе маргинальное место (либо в связи с причастностью к традиции северного шаманизма, к которой многие северные язычники в США относятся неоднозначно, либо вследствие нарушения гендерных или сексуальных табу, либо по причине работы с йотунами), обращаются к Локи в поисках ролевой модели, отмечая:

Почти во всех культурах этических систем было две — идеальная и практическая. И дохристианская Северная Европа — не исключение. Существовал воинский этический кодекс, в котором важнейшее значение придавалось чести и честности; и без него очень быстро распался бы весь жизненный уклад… но поскольку мир, в котором жили древние скандинавы, был суров и зачастую жесток, людям иногда приходилось поступать бесчестно, просто чтобы выжить. Коварство Локи чаще всего направлено против врагов Асгарда. <…> Благодаря Локи асы получили многие из ценнейших своих сокровищ, но чтобы добыть их, ему нередко приходилось поступаться честью^[52].

В этом отношении Локи снова предстает в той же роли, которую он исполняет в фарерской «Балладе о Локи»: под его покровительством оказываются все те, кто выходит за рамки, установленные другими силами порядка. Он — бог всего того, что больше никуда не вписывается^[53].

Не удивительно, что такой реконструкторской религии, как современное северное язычество, Локи доставляет столько хлопот. Северное язычество — религия очень консервативная, как и положено реконструкторским религиям. Реконструкторы обращаются к богам со стремлением сохранить свое сообщество в неизменности. Они пытаются создать современную религию и религиозную общину по модели некоего идеализированного образа прошлого. И если в более либеральных деноминациях и в скандинавском неоязычестве дошедшие до нас сюжеты и источники используются как отправная точка и стимул для духовной работы, основанной на личном опыте, то традиционалистам подобный подход чужд. Они используют источники для того, чтобы в лучшем случае четко определить свою религиозную практику, а в худшем — чтобы ее ограничить. Локи же во многих отношениях олицетворяет принцип перемен со всем сопутствующим им хаосом и беспорядком. Поэтому вполне естественно, что в религии, сосредоточенной на сохранении и воссоздании прошлого, его влияние зачастую не приветствуется. И все же трудно удержаться от вопроса о том, чего лишаются эти традиционалисты, исключая из своего пантеона подобное божество. Без той энергичной творческой силы, которую придает мифологическим сюжетам Локи, предания о богах оказались бы на редкость скучными. И в такой религии, которой приходится постоянно уравновешивать верность прошлому заботой о выживании и развитии в современном мире, именно Локи со своим искусством переходить любую пропасть по лезвию ножа, оказался бы уместен как никто другой.

Северные язычники любят Локи и ненавидят. У тех, кто служит Ему, этот бог вызывает глубочайшее уважение и преданность, однако другие представители той же религии считают его «заклятым врагом» и предателем. Ученые сталкиваются со столь же серьезными проблемами при попытках его классифицировать, и, в целом, образ его остается противоречивым и, в то же время, притягательным. Кем бы мы его ни считали — злодеем или трикстером, божеством, достойным почестей, или недругом богов, заслуживающим только проклятий, — одно его присутствие в Эддах служит гарантией, что боги и миры, в которых они обитают, никогда не застынут в неподвижности. До тех пор, пока Локи привлекает к себе интерес исследователей и внимание верующих, сюжеты, изложенные в Эддах, не утратят жизни и смысла. Они по-прежнему будут волновать и захватывать воображение, разжигать в сердце огонь духовной любви и, на манер, достойный самого Локи, подстегивать конфликты и споры, разногласия, противоречия и эволюцию.

Источники:

Babcock-Abrahams, Barbara. “A Tolerated Margin of Mess: The Trickster and His Tales Reconsidered”. // Journal of the Folklore Institute, vol. 11, no. 3 (1975), pp. 147—186.

Balme, Maurice, et al. Athenaze: An Introduction to Ancient Greek. New York: Oxford University Press, 2003.

Bellows, Henry (tr.) The Poetic Edda. New York: The American Scandinavian Foundation, 1926.

Cawley, Frank Stanton. The Figure of Loki in Germanic Mythology. Cambridge: Harvard University Press, 1939.

Davis, Erik. “Trickster at the Crossroads”. // Gnosis Magazine, Spring #19, 1991.

de Vries, Jan. The Problem of Loki. Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia Societas Scientiarum Fennica, 1933.

Dumezil, Georges. Loki. France: Flammarion.

Ellis-Davidoson, H.R. Gods and Myths of Northern People. New York: Penguin Books, 1964.

Guerber, H.A. The Norsemen. UK: Senate Publishing Company, 1994.

Hyde, Lewis. Trickster Makes the World. New York: North Point Press, 1998.

Kaldera, Raven. Jotunbok: Working with the Giants of the Northern Tradition. MA: Asphodel Press, 2006.

Krasskova, Galina. Exploring the Northern Tradition. New Jersey: New Page Books, 2005.

MacCulloch, John. Mythology of All Races, Vol. 2. New York: Cooper Square Publishers, Inc., 1964

Paden, William. Religious Worlds. Boston: Beacon Press, 1994.

Paxson, Diana. Essential Asatru. New York: Citadel Press, 2006.

Rooth, Anna Birgitta. Loki in Scandinavian Mythology. Lund: C.W.K. Gleerups Förlag, 1961.

Sigurðsson, Gísli (tr.). Eddukvaeði. Iceland: Mál og menning, 1999.

Sorenson, Preben. The Unmanly Man: Concepts of Sexual Defamation in Early Northern Society. Denmark: Odense University Press, 1983.

Simek, Rudolf. Dictionary of Northern Mythology. UK: DS Brewer, 1993.

Weber, Erin, “Nanabozho and Hermes: A Look at the Persistence of the Trickster Archetype in Louise Erdrich’s Tracks and Thomas Mann’s Death in Venice”. M.A. thesis, Middle Tennessee University, 2006.

Galina Krasskova (c)
Перевод: Анна Блейз (с)

Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.