Два малых скандинавских божества: Бюггвир и Бейла. Глава 4: Бейла и пчела

Автор: Жорж Дюмезиль (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Источник: Georges Dumézil, Gods of the Ancient Northmen, 1959

Введение
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

IV. Бейла и пчела

На мой взгляд, всех этих неудобств можно избежать при помощи другой, более простой интерпретации, которой до сих пор не предлагал еще ни один исследователь.

С понятийной точки зрения, ближе всего к пиву стоит еще один алкогольный напиток, излюбленный скандинавами. Ряд «ячмень—солод—пиво» соответствует ряду «пчела—мед—медовый напиток». Исходные элементы двух этих рядов близки друг другу по размеру, конечные продукты сопоставимы друг с другом по способу употребления и по воздействию, которое они оказывают, а связь обоих рядов с областью, подвластной Фрейру (пища и удовольствие), вполне очевидна.

Далее, с формальной точки зрения, имя «Бейла» может представлять собой уменьшительную форму древнескандинавского слова bý, «пчела», образованную без искажений, связанных с потерей согласного звука, и, следовательно, совершенно прозрачную и непосредственно понятную.

Само слово bý по форме необычно: это застывшее множественное число среднего рода. Принято считать, что оно восходит к *bíu^[1], правильному множественному числу от слова *bí, которое, в свою очередь, соответствует — непосредственно или в производных формах — наименованиям пчелы в других германских языках: например, древневерхненемецким bîni (средний род),  bîna (женский род) и  bîe, древнесаксонскому bî-, голландскому bij, древнеанглийскому béo и английскому bee. Варианты этого слова встречаются не только в германских языках, но и в латинском (fucus, «шершень»), ирландском (bech), балтийских (древнепрусское bitte, литовское bitis) и славянских (древнеславянское бичела, двойная уменьшительная форма, от которой происходит русское пчела)^[2].

По-видимому, Beyla — не что иное, как уменьшительная форма, образованная от этого наименования пчелы при помощи суффикса —la (от *-ilo)^[3]. Огласовка первого слога не так уж важна: это —ey- (вместо ý) вполне может оказаться приблизительной передачей звука на письме, так же как и в неправильном варианте Beyggvir^[4], употребленном вместе Byggvir. Впрочем, поскольку мы не можем утверждать что-либо наверняка, не располагая в точности эквивалентными примерами, не исключено и то, что уменьшительной формой от *biu—ilo оказалась именно Beyla, а не Вýla^[5].

Что касается содержательной части, то интерпретация Бейлы как «Пчелы» проясняет все оскорбительные эпитеты, которыми награждает ее Локи.

1. Подобно тому как пиво, а следовательно, и ячмень, из которого его варят, может разжигать ссоры (46.1—2), так и медовый напиток, не менее хмельной, а значит, и пчела, добытчица меда, вполне заслуживает определения meini blandin miöc (56.2), «густо смешана со злом». Безусловно, это выражение весьма неконкретно^[6]; например, в той же эддической песни Локи применяет его к Фрейе (32.2), упрекая ту в сексуальной распущенности. Однако стоит отметить, что глагол blanda в его прямом значении, «смешивать», как нельзя лучше подходит к меду. В начале «Перебранки Локи», пытаясь добиться допуска в пиршественный чертог, Локи говорит слуге Эльдиру буквально следующее: «Я несу сынам асов смятение и вражду, и я смешаю их мед со злобой», ok blend ek þeim svá meini mjöð. Прилагательное meinblandinn, «смешанный со злом, отравленный», фигурирует как эпитет мёда в «Речах Сигрдривы» (строфы 7 и 8 в той форме, в которой этот текст цитируется в «Саге о Вёльсунгах»).

2. Эпитет deigja, «та, что месит», совершенно уместен по отношению к насекомому, способному лепить соты из воска.

3. Dritin, «грязная», — это всего лишь уничижительное определение^[7] рабочей пчелы, которая возвращается в улей, перепачканная пыльцой и частицами растительного вещества^[8]. Древние германцы, так же как греки и римляне, не понимали процессов, в ходе которых формируются мед и воск. В знаменитом отрывке из Плиния Старшего^[9] утверждается, что мед возникает на небесах как одно из тонких выделений самого неба, а затем спускается на землю поэтапно, на каждой стадии становясь все грязнее, и труд пчелы — лишь последняя из этих стадий. Но, тем не менее, даже в загрязненном виде это небесное вещество дарует одно из чистейших наслаждений. В скандинавском и общегерманском фольклоре по сей день бытует образ «медвяной росы»^[10], которую собирают на одежду, расстеленную на земле в ночь летнего солнцестояния, и которой приписывают множество чудесных свойств: считается, что она врачует недуги и может заменять дрожжи^[11]. Однако эпитету, использованному в «Перебранке Локи», находится другое, более точное соответствие. Сочинители «Старшей Эдды» полагали, что прекрасное вещество, которое мы называем медом, на самом деле содержит небесную грязь. В «Прорицании вёльвы» сразу за рассказом о происхождении первой супружеской четы людей от двух деревьев следует описание «Мирового Древа» (строфа 19):

Снорри комментирует эту строфу так:

И рассказывают, что норны, живущие у источника Урд, каждый день черпают из него воду вместе с той грязью [aurr], что покрывает его берега, и поливают ясень, чтоб не засохли и не зачахли его ветви. И так священна эта вода, что все, что ни попадает в источник, становится белым, словно пленка [skjall], лежащая под скорлупой яйца. <…> Росу, выпадающую при этом на землю, люди называют медвяной [hunangfall], и ею кормятся пчелы^[13].

О природе этой «грязи», aurr, указания на которую встречаются также в мифе о Хеймдалле, было немало споров^[14]. Тем не менее, это слово обладает вполне конкретным и устойчивым значением. Как ни досадуют на сей счет многие исследователи, оно может означать только «грязь», «тина», «ил», «грязная вода» или «земля, смешанная с водой»^[15]. Именно это оно здесь и означает. И если мед, который пчелы приносят с небес, стекает с ветвей Древа, которое поливают грязной водой, то эпитет dritin по отношению к пчеле вполне понятен, хотя и несправедлив, — и слушатели, знакомые с мифологическим происхождением меда, поняли бы его без труда, как и эпитет deigja.

Следовательно, мы вправе предположить, что сочинитель «Перебранки Локи» связывает друг с другом — или, вернее, сочетает браком — два олицетворенных понятия, подпадающих под покровительство Фрейра: Ячмень и Пчелу, которые даруют людям две ценных разновидности пищи и, главное, два рода опьяняющих напитков.

Трудно представить себе, чтобы олицетворенная подобным образом Пчела в мире богов представляла собой нечто большее, нежели выдумку поэта. Из этого, разумеется, не следует, что и олицетворенный Ячмень — такая же искусственная выдумка: забавы ради сказитель вполне мог сочетать браком аутентичного персонажа с порождением собственной фантазии. Однако и это предположение не обязывает нас рассматривать Бюггвира как одного из важных мифологических персонажей: скандинавскому божеству, занимающему важное место в мифологии, сказитель не смог бы приписать жену по собственной прихоти. И об этом не следует забывать при обсуждении еще одной интересной и довольно смелой гипотезы, к которой мы сейчас перейдем, снова вернувшись к Бюггвиру.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…