Фрейр и Герд: инициация бога

Автор: Мария Квилхауг (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Источник: «Дева и мед: богиня инициации в скандинавской мифологии» 
(магистерская диссертация Марии Квилхауг, Университет Осло, 2004)

Лоренц Фрёлих, "Фрейр встречает Скирнира", 1895
Лоренц Фрёлих, «Фрейр встречает Скирнира», 1895

«Герд» (Gerðr) означает «укрытие, убежище», и это имя носит дева-великанша в эддической песни «Поездка Скирнира». Бог Фрейр садится на престол Одина и Фригг в чертоге Хлидскьяльв (Hlíðskialf)[1], откуда видны все миры. С этого престола он замечает прекрасную деву во владениях великана Гюмира, и в сердце его пробуждается страстная любовь. Слуга Фрейра, Скирнир (Skírnir, «сияющий» или «чистый»)[2], предлагает сосватать за него эту деву, если только Фрейр даст ему «коня, который пронесет его сквозь темное, неотвратимое, мерцающее пламя», и «меч, который сам собою бьется против великанского рода»[3]. Фрейр уступает ему эти сокровища, и Скирнир верхом на волшебном коне отправляется в путь, в страну великанов.

И вот он скачет сквозь тьму, «по влажным нагорьям»; строфа 10 ясно показывает, что это очень опасное ночное путешествие через мир турсов, в котором «ётун могучий» может запросто одолеть и чудесного коня, и его всадника[4]. У ворот ограды, окружающей дом Девы, Скирнира встречают свирепые псы. Он спрашивает пастуха, сидящего на холме неподалеку, как ему пройти мимо «псов Гюмира». Пастух удивлен таким вопросом и не отвечает ему, но спрашивает в свою очередь, неужто Скирнир уже мертв или вот-вот умрет, — а затем, по-видимому, сообразив, что пришелец все-таки жив, заявляет, что поговорить с дочерью Гюмира ему не удастся. Создается впечатление, что «вести речи» с этой великаншей дозволено только мертвому или умирающему. Но Герд тем временем слышит, как содрогается земля, и, узнав о прибытии Скирнира, приглашает его войти в дом и отведать inn mæra mjöð, «славного меда»[5], — хотя и опасается, что это приехал убийца ее брата. Скирнир проезжает сквозь стену огня, ограждающую дом, и Дева спрашивает его, альв он или кто-то из богов, ас или ван.

Скирнир отвечает, что он не альв, не ас и не ван, и тотчас начинает сватать ее за Фрейра, предлагая в обмен на ее согласие одиннадцать золотых яблок и кольцо, порождающее восемь новых, точно таких же колец на каждую девятую ночь. Герд отказывает ему наотрез. В доме ее отца и без того достаточно золота. Тогда Скирнир начинает грозить ей мечом, но Герд снова отказывает, добавляя, что Гюмир, ее отец, сумеет постоять за себя в схватке. Наконец, Скирнир прибегает к гальдру и насылает на Деву страшные проклятия. После этого Герд неожиданно сменяет гнев на милость: она приветствует Скирнира и предлагает ему «хрустальный кубок[6], полный старого меда» (hrímkálki fullum forns mjaðar)[7]. Затем она заявляет, что встретиться с Фрейром через девять ночей, в безветренной роще Барри (Barri)[8]. Узнав о поставленном ею условии, Фрейр не выражает радости, а только сокрушается о том, какими длинными будут эти девять ночей.

Мотивная структура повествования

Мотивная структура «Поездки Скирнира» аналогична той, которая обнаруживается в сюжете о Гуннлёд и Одине. Песнь начинается с мотива визионерского путешествия (описанного в прозе): Фрейр восседает на престоле Одина и обозревает «все миры». Такое состояние, в котором с особого, божественного места созерцателю открывается все мироздание, трудно определить иначе, как визионерский опыт. В продолжение визионерской темы Фрейр замечает в одном из далеких миров прекрасную Деву, чьи руки сияют светом, озаряя горы и моря. Она определенно из иного мира, не из того, в котором находится Фрейр, и увидеть ее он может только сверхъестественным зрением.

Далее следует мотив нисхождения: не сам Фрейр, но его «слуга» — не альв и не бог — спускается в нижние миры. Подобно Одину, он знает, как говорить с теми, кого встречает в этом путешествии, — с пастухом-великаном и девой-великаншей. Затем вводится мотив испытания, когда Скирнир проезжает сквозь мерцающее пламя и мимо свирепых псов, чтобы проникнуть в дом Герд. Великанша приветствует его, и мотив испытания сменяется мотивом Девы, которая обещает гостю напиток, а затем, после словесного поединка (где Скирниру, как Одину, приходится продемонстрировать свое красноречие), соглашается на брак и подносит Скирниру обещанный мед.

Когда Скирнир возвращается в Фрейру с известием о согласии Герд, становится понятно (по крайней мере, на мой взгляд), что мотивы нисхождения, испытания и Девы должны будут повториться: Скирнир совершил инициатическое путешествие от имени Фрейра, которому Дева открылась только в видении, но теперь Фрейру предстоит проделать тот же путь самостоятельно. Дева дала согласие, но не отправилась вместе со Скирниром в мир богов. Она лишь определила условия, на которых состоится брак: Фрейру предстоит выдержать девять ночей, после чего она встретится с ним в безветренной роще. Не удивительно, что Фрейр сокрушается о долготе этих девяти ночей и опасается не пережить даже трех из них, а то и одной: надо полагать, эти ночи будут не легче тех девяти, которые Один провисел на древе. И завершится его испытание только тогда, когда он достигнет священной рощи, куда не досягают ветры — вздымаемые крыльями орла Хресвельга, Пожирателя Трупов.

Дева и ее мир

…свирепые сторожевые псы Гюмира <…> с пастухом на могильном кургане и сам этот курган создают атмосферу преддверия загробного мира с его неизменными стражами-церберами.

— Урсула Дронке[9]

Мы уже показали, что Гуннлёд обитает в мире мертвых; теперь следует задаться вопросом, так ли обстоит дело и с Герд? Действительно, именно так. Темная и топкая дорога, содрогающаяся земля, стена-ограда (в данном случае огненная), к которой нельзя прикасаться, и лающие псы — все это типичные символы мира Хель. Лающие псы вынуждают Скирнира обратиться с вопросом к пастуху, который сидит на могильном кургане. Пастух поначалу принимает Скирнира за мертвого или умирающего — одного из обычных путников на Дороге-в-Хель, — а затем, увидев, что Скирнир жив, делает вывод, что встретиться с Герд ему не удастся. Если Герд и впрямь выступает в роли владычицы смерти, то этот вывод совершенно логичен.

К счастью, мы располагаем весьма детальными описаниями того, как был устроен загробный мир с точки зрения скандинавов. Так, повествуя о путешествии Хермода в Хель, Снорри пишет:

[Хермод] скакал девять ночей темными и глубокими долинами и ничего не видел, пока не подъехал к реке Гьёлль [«Шумной»] и не ступил на мост, выстланный светящимся золотом. Модгуд [«Яростная Битва»] — имя девы, охраняющей тот мост. Она спросила, как звать его и какого он роду, и сказала, что за день до того проезжали по мосту пять полчищ мертвецов, «так не меньше грохочет мост и под одним тобою, и не похож ты с лица на мертвого. Зачем же ты едешь сюда, по Дороге в Хель?» <…>

Тогда Хермод поехал дальше, пока не добрался до решетчатых ворот в Хель. Тут он спешился, затянул коню подпругу, снова вскочил на него, всадил в бока шпоры, и конь перескочил через ворота, да так высоко, что вовсе их не задел[10]

Похожее описание обнаруживается и в эддической песни «Сны Бальдра», где в Хель отправляется Один, желающий выяснить, что означают зловещие сны его сына:

…reið hann niðr þaðan
niflheljar til;
mætti hann hvelpi,
þeim er ór helju kom.

Sá var blóðugr
um brjóst framan
ok galdrs föður
gól of lengi;
fram reið Óðinn,
foldvegr dunði;
hann kom at hávu
Heljar ranni.

Þá reið Óðinn
fyrir austan dyrr,
þar er hann vissi
völu leiði;
nam hann vittugri
valgaldr kveða…

…оттуда он вниз
в Нифльхель поехал;
встретил он пса,
из Хель
 прибежавшего.

У пса была грудь
кровью покрыта,
на отца колдовства
долго он лаял;
дальше помчался —
гудела земля —
Один к высокому
Хель жилищу
.

На восток от ворот
выехал Один,
где, как он ведал,
вёльвы могила;
заклинанье он начал
и вещую поднял…[11]

Поездка Скирнира без труда вписывается в модель, представленную в этих двух источниках. Скирнир отправляется в путь на волшебном коне, способном перепрыгивать через огонь — огонь, который окружает стеной жилище Герд. Один и Хермод, в свою очередь, совершают свои путешествия в Хель верхом на восьминогом жеребце Слейпнире, и в обоих случаях особо оговорено, что они не прикасаются к воротам Хель. Дорога в царство мертвых темна и длинна. Когда Скирнир прибывает к дому Герд, земля под ним содрогается и грохочет; точно так же грохочет под Хермодом мост через реку Шумную, и точно так же гудит земля под копытами Слейпнира, когда к жилищу Хель подъезжает Один. Скирниру приходится преодолеть огненную ограду; Хермоду и Одину — стену или ворота. Стражница у моста через реку Шумную замечает, что Хермод «не похож с лица на мертвого», а страж или житель кургана перед домом Герд спрашивает Скирнира, неужто тот уже мертв или обречен умереть.

Отец Герд — Гюмир, имя которого, по мнению Зимека, может означать «море»[12]. Зимек предполагает, что Гюмир — морской великан, поскольку и в «Перебранке Локи», и в «Языке поэзии» он отождествляется с Эгиром[13]. Эгир — муж Ран, владычицы мертвых (утопленников); кроме того, он определенно ассоциируется с котлами и медом, как показано и в «Языке поэзии» (1), и в «Песни о Гюмире». Морские великаны связаны с Девой в ее ипостаси валькирии. Этимология имени «Гюмир» неясна, но Зимек предположительно возводит его к слову geyma — «прятать, хранить». В этом случае напрашивается параллель с Суттунгом, который прячет мед (и Деву) в недрах горы. Так или иначе, я бы хотела подчеркнуть, что жилище Эгира — это тоже загробный мир.

Остается добавить, что Герд подносит гостю «старый» и «славный» мед; что у нее прекрасные сияющие руки, свет которых озаряет землю и море; что она не испытывает недостатка в золоте; и, наконец, что по характеру она сильна и независима. Дом ее, как уже было неоднократно сказано, окружен стеной огня. По всем этим признакам можно предположить, что Герд обитает в самом сердце туманной страны Хель.

Испытания героев

Фрейр — бог и предок королей, но путешествие в иной за него совершает его доверенный слуга и друг юности — Скирнир-Сияющий (или «Светлый», или «Чистый»). За свою помощь этот слуга просит (как будто обращаясь к богу с молитвой) волшебного коня и волшебный меч, — и получает желаемое. Тема доверенного слуги, которого герой отправляет просватать за него Деву, встречается и в других сюжетах, где подобного рода слуга действует как опытный шаман. При виде Скирнира Дева предполагает, что он — один из альвов, асов или мудрых ванов, способных путешествовать в Иные миры. Но Скирнир отвечает, что он не альв и не бог; и разгадка этого уклончивого ответа может заключаться в том, что он — человек.

Обладание волшебным конем и чудесным мечом сближает Скирнира с героем Сигурдом, героем/богом Хермодом и богом Одином. Стоит отметить, что в скандинавских источниках путешествие в мир мертвых — обычно конное, а не пешее, и что при захоронении в могильном кургане вместе с умершим нередко погребали и его коня.  Более древний, но не менее значимый «конь», переносящий усопшего в загробный мир, — погребальная ладья, фигурирующая во многих героических песнях. Женщину чаще представляли путешествующей в загробный мир в повозке (в частности, этот образ встречается в эддической «Поездке Брюнхильд в Хель»)[14]. Магический меч играет важную роль и в сюжетах об обоих Хельги — Хельги сыне Хьёрварда и Хельги убийце Хундинга.

Скирниру, как и Одину, ради встречи с Девой приходится отправиться в смертельно опасную страну могучих великанов. Однако сама встреча проходит в двух этих случаях совершенно по-разному. Один очевидным образом получает от Девы некую мудрость, Скирнира же вообще не интересуют никакие мудрые наставления: он лишь предлагает дары, чтобы выманить Деву из ее царства, а когда она отказывает, переходит к угрозам и проклятиям. В конце концов он добивается своего: Дева приветствует его, называя «юношей» (sveinn[15]), и предлагает ему кубок с медом. Выпил ли Скирнир этот мед, нам не сообщается, но и после примирения с Девой он не изъявляет желания услышать какие-либо слова мудрости, а лишь нетерпеливо спрашивает, когда же она встретится с Фрейром.

Отчаяние, с которым Фрейр принимает весть о грядущей встрече, на первый взгляд кажется странным. Кто-то может расценить его как признак неуемной страсти, естественной для бога плодородия: ждать целых девять ночей ему невтерпеж. Однако я полагаю, что эти девять ночей действительно очень длинные, не короче тех девяти темных ночей, которые длилась поездка Хермода в Хель; и очень тяжелые, не легче трудов девяти работников, которые принял на себя Один на полях великана Бауги; и  очень опасные, не безобиднее тех девяти ночей, которые владыка асов провисел на Мировом древе, пронзенный копьем и терзаемый голодом и жаждой. Эти ночи Фрейра столь же полны откровений, как те три ночи, которые отводятся герою Оттару на изучение его родословной, и столь же могущественны, как девять заклинаний, перенесшие Свипдага в чертоги богини[16]. Число девять здесь далеко не случайно: оно символизирует нечто такое, о чем мы можем лишь смутно догадываться по другим контекстам, в которых оно фигурирует. Эти конкретные девять ночей должны завершиться в безветренной роще (lundr lognfara) — в месте, куда не досягают ветры, вздымаемые крыльями орла смерти. Эта деталь может заключать в себе скрытое указание на мотив победы над смертью.

Дары и угрозы

Она сдается не потому, что он запугал ее, а потому, что усматривает в его словах некую правоту. <…> альтернативу он обрисовал превосходно.

— Урсула Дронке[17]

Пожалуй, необходимо сказать несколько слов о дарах, которые Скирнир обещает Деве, и об угрозах, которыми он ее осыпает. Гро Стейнсланн показала, что эти дары — яблоки и кольцо, — а также магический жезл, при помощи которого Скирнир налагает проклятия, напоминают символы королевской власти (и тем самым могут отсылать к теме иерогамии)[18]. Более того, Бритт-Мари Несстрём усматривает в трех способах, которыми Скирнир пытался добиться от Герд согласия, аналогию с тремя «функциями» в структуре индоевропейского общества (по Дюмезилю). Золото и прочие сокровища соответствуют «третьей» функции — земледельческой; меч, которым Скирнир угрожает Деве, — воинской функции, а магический жезл и проклятия — первой функции, жреческой[19].

Проклятия — это, пожалуй, самый загадочный элемент мифа: они занимают довольно большое место в тексте песни и отличаются крайней агрессивностью. Но, как предположила Урсула Дронке, Скирнир в своих проклятиях всего лишь доходчиво объясняет, что ожидает Деву в будущем, если она предпочтет остаться в нижнем мире: одиночество, отчаяние и тоска, безрадостная жизнь среди великанов и мертвецов. В сущности, он показывает Герд два противоположных мира, между которыми она вольна выбирать: мир мертвых с его ненасытными чудовищами и страданиями и мир божественной жизни и любви[20]. Кроме того, Маргарет Клюниз-Росс утверждала, что проклятия Скирнира «призваны напомнить Герд о том, во что может обойтись ее сопротивление»[21]. Особый интерес представляет образ из строфы 28, где утверждается что Герд, глядящая сквозь решетку ограды Хель, прославится больше, чем страж богов. Иными словами, она изображается здесь как стражница Хель: такая судьба ожидает Деву в случае, если она сама не согласится покинуть страну мертвых.

Скирнир как опытный практик, Фрейр как соискатель инициации

Поездку Скирнира я понимаю как инициатическое путешествие, которое опытный практик совершает от имени бога (или его представителя) ради «сватовства к Деве». Когда Дева дает согласие и выдвигает свои условия, Скирнир — носитель магического жезла и сокровищ богов — возвращается к своему хозяину, которому цель поездки открылась в видении, и сообщает ему эти условия. С моей точки зрения, настоящая инициация начинается только после этого: символом ее служат те девять ночей, которые должен выдержать Фрейр и которые приведут к кульминации — священному акту Иерогамии.

Как уже было сказано, сам Скирнир не получает никаких наставлений, но поспешно возвращается к своему господину и другу, чтобы передать ему условия Девы. Вот тогда-то, на мой взгляд, и начинаются подлинные испытания: испытания для самого Фрейра, короля-бога. Они продлятся целых девять ночей, даже первая из которых уже будет невыносимо длинной, — и завершатся только тогда, когда Фрейр достигнет безветренной рощи Девы. Резонно предположить, что Фрейру придется пройти путь в нижний мир, подобный тому, который до него прошел Скирнир.

Литература

  • Clunies-Ross, Margaret. Prolongued Echoes — Old Norse Myths in Medieval Northern Society, Volume I: The Myths. Odense University Press, 1994.
  • Davidson, Hilda Ellis. Gods and Myths of Norhtern Europe. Penguin, London, New York, Toronto, 1964.
  • Dronke, Ursula. The Poetic Edda, volume II: Mythological Poems. Clarendon Press, Oxford, 1997.
  • Näsström, Britt-Mari. BLOT –Tro og offer i det førkristne Norden. Oversatt av Kåre A. Lie Pax Forlag A/S, Oslo, 2001.
  • Simek, Rudolf. Dictionary of Northern Mythology. Tr. by Angela Hall. D.S. Brewer, Cambridge, 1996.
  • Steinsland, Gro (ed.). Det Hellige Bryllup og Norrøn Kongeideologi En Analyse av Hierogami-Myten i Skírnismál, Ynglingatal, Háleygjatal og Hyndluljód. Solum Forlag, Larvik, 1991.
 

 


[1] Simek, 1996, p. 152. Значение этого имени остается спорным, но не исключено, что оно происходит от hlið — «ворота» и skjalf — «дозорная башня». — Примеч. автора.

[2] Simek, 1996, p. 290, от skirr — «чистый, ясный». — Примеч. автора.

[3] «Поездка Скирнира», 8; в пер. А. Корсуна:

«Дай мне коня,
пусть со мною проскачет
сквозь полымя мрачное,
и меч, разящий
ётунов род
силой своею!»

[4] Скирнир сказал коню:
«Сумрак настал,
нам ехать пора
по влажным нагорьям
к племени турсов;
доедем ли мы,
или нас одолеет
ётун могучий?» (пер. А. Корсуна).

[5] «Поездка Скирнира», 16. Хольм-Ольсен переводит mera как «драгоценный» (dyrebar), а Ларрингтон — как «знаменитый» (famous). Я нашла в словаре только ra (от rd, f.) — «чтить, славить, украшать». — Примеч. автора.

В «Исландско-русском словаре» В. Беркова и А. Бёдварссона даются следующие определения: « a (masc sg mæran) поэт. 1) прекрасный, чудесный; 2) ясный, сияющий; 3) знаменитый»; «ra vt -ði поэт. хвалить, славить, прославлять»; в «Исландско-английском словаре» Р. Клисби — «ra, ð, to praise, laud» (т.е. «хвалить, славить»).

142 «Поездка Скирнира»37.

[6] Hrimcálki, букв. «инеистый кубок».

[7] «Поездка Скирнира», 37.

[8] От barr — «ячмень» или «хвоя». Simek, 1996, p. 32. — Примеч. автора.

[9] Dronke, 1997, p. 390. — Примеч. автора.

[10] «Видение Гюльви», 49, пер. О. Смирницкой.

[11] «Сны Бальдра», 2—4, пер. А. Корсуна.

[12] Simek, 1996, pp. 126—127. — Примеч. автора.

[13] «Эгир, который иначе назывался Гюмир…» (прозаический пролог к «Перебранке Локи»); «Какие есть хейти моря? Море зовется: “океан”, “эгир”, “гюмир”…» («Язык поэзии», 76).

[14] Ellis Davidson, 1964, p. 154. — Примеч. автора.

[15] «Поездка Скирнира», 37.

[16] «Песнь о Хюндле», 45; «Заклинания Гроа».

[17] Dronke, 1997, p. 395. — Примеч. автора.

[18] Steinsland, 1991. — Примеч. автора.

[19] Näsström, 1998, p. 140. — Примеч. автора.

[20] Dronke, 1997, p. 395. По мнению Дронке, Герд символизирует Землю, которую «пробуждает» от смертного зимнего сна сияющий луч (Скирнир) солнечного бога (Фрейра). Этот миф многие толкуют подобным образом, однако Гро Стейнсланн (Steinsland, 1991) и другие высказывали возражения против такой интерпретации. — Примеч. автора.

[21] Clunies-Ross, 1994, p. 140. — Примеч. автора.

Maria Kvilhaug (c)
Перевод: Анна Блейз (с)

Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.